Поэмы и стихи

[Часть IV]

Нехорошо, когда ногой
   Могильный топчут прах;
Оно и днем зловещий знак,
   И не к добру впотьмах.

Могилу видите, вон ту?
   Бог даст, бог и возьмет:
Там, сударь, спит мое дитя,
   Холодное, как лед.

Все остальные сам я рыл,
   И — прах меня бери! —
Я лучше пропляшу на всех,
   Чем трону эти три!

'Старик, невесел твой рассказ!' —  —
   'Вы — что, вы — молодежь;
Мне семьдесят, а ведь и то,
   Как вспомнишь, так всплакнешь.

Сестрица Мери этот мне
   Поведала  рассказ,
Хоть Эдвард сам мне кое-что
   Говаривал подчас.

Ну, ладно! Мери, как сестре,
   Друг Эллен помогала;
Она была все чаще с ней,
И ей все делалась милей;
   Она весь дом держала.

Она по будням на базар,
   А в праздник — в церковь шла;
Все как всегда, но это все
   Лишь видимость была.

Грустила Эллен?  Не скажу.
   Но веселилась мало;
И Эдварда она своей
   Веселостью пугала.

Она молчала по часам;
   Чтоб избежать тоски,
Она певала про себя
   Веселые стишки.

И слышалось в ее простых,
   Уверенных словах,
Что у нее своя печаль,
   Свой неотступный страх.

Вдруг скажет, кисть обняв свою:
   'Нет, мне не исхудать!'
Раз Мери за руку взяла
   (Взгрустнулось той опять),
В лицо взглянула и слегка
Ей стала руку жать.

Потом сильней, сильней, вцепясь
   С какой-то дикой, страстью,
И закричала: 'Нет, нельзя
   Себя принудить к счастью!'

Раз Мери обняла она
   В самозабвенный  миг,
И билось сердце, и слова
   Шли сами на язык.

Они шли сами, как поток,
   Что выступил из ложа,
И, взвизгнув, крикнула она:
   'Как ты на мать похожа!'

Так понемногу стал весь дом
   С уныньем неразлучен;
И, видя как грустит, жена,
   Был Эдвард хмур и скучен.

Он с неохотой ввечеру
   Отодвигай засов;