Броневик точно в охранный батальон не входит и прибыл сюда на время. Так?
Скорее всего.
И скоро (когда?) уедет.
Почему?
В смысле — именно сейчас?
В том, что охрану лагеря решили усилить, нет ничего удивительного. Вот и прислали ещё солдат и… броневик. Почему он стоит здесь?
Да потому, что именно здесь — слабое (с точки зрения немцев) место. Здесь — ворота, которые можно открыть. Открытое место? Удобное для пулеметчиков? Да, но и для стрелков из леса — тоже.
Вывод?
Они ждут нападения.
И будут что-то ещё делать с лагерем.
Оптимальным решением было бы попросту выкопать напротив ворот ещё одну огневую точку, и замкнуть, таким образом, треугольник из наземных пулеметов. Этого не сделано.
Почему?
Нет среди фрицев такого количества лопухов, чтобы подобную возможность не предусмотреть. Это проще и дешевле, чем гонять по лесной дороге тяжелую боевую машину.
Но — огневой точки нет. А есть — броневик, который не будет стоять тут вечно. Он должен скоро отбыть, такая техника нужна для задач более важных, чем охрана пленных.
Что-то я не понимаю… Не складывается у меня в голове какая-то картинка…
На стоянку мы приходим уже ближе к ночи. По дороге молчим, вступать в разговоры как-то неохота.
Старшина не спит, ждет нашего возвращения.
— Ну? — указывает он место напротив себя Кружанкову. — Что разглядел?
Тот, не торопясь и обстоятельно описывает все увиденное. Чертыхается, вспоминая броневик.
Впрочем, помимо этого, ничего нового для себя, старшина не услышал. Он кивает и поворачивается ко мне.
— Красовский?
Ого, даже так? По фамилии? По имени, стало быть, уже не зовём…
— Охрана усилена. По результатам моих наблюдений — до шестидесяти человек, это по самому скромному подсчету. Я проследил свободную смену до кухни и мог их сосчитать. А ещё у ворот оставалось около тридцати человек, помимо стоящих на постах.
— Николай? — бросает взгляд на Кружанкова Корчной.
— Ну… да. Где-то так и есть. Но я думаю — меньше их!
— А посчитать? — язвительно спрашиваю я.
— Это ты там лежал! С нашей позиции их так хорошо не было видно.
— В чем вопрос? В следующий раз иди туда сам.
— Так! Отставить базар! — приподнимается с места командир. — Что ещё?
Рассказываю ему о своих сомнениях относительно присутствия броневика.
Старшина пожимает плечами.
— Бздят. Боятся они нас. И лесу не верят.
— А почему ещё одну огневую точку не выкопали? Проще было бы! И быстрее.
— Не доперли, стало быть.
— Что — все сразу вдруг настолько отупели?
— Чего ты хочешь? Думаешь чего — так и говори!
— Не понимаю я их! И оттого — опасаюсь подлянки какой-то!
— Ну, раз не понимаешь… — разводит руками командир. — Что я тебе скажу? Явных подозрений — у тебя нет. А сомнения…
Молчу. Никак не могу объяснить того, что чувствую. А чувствую — большую задницу, в которую мы все можем благополучно попасть. Но как объяснить это командиру?
— В общем, так! — подводит итог старшина. — За лагерем смотрим! Ждем, когда уедет броневик. Да и охрану скоро усиленную снимут, мало у них людей. После этого будем готовить нападение. Ужинайте — и спать. Завтра, Николай, новую группу поведёшь. Симонова возьми, Красовского оставляем пока здесь…
И как прикажете это понимать? Не ко двору пришелся? То есть, пока оружие таскал да жратву — на месте был. А как высказал сомнение в правильности командирского решения — так всё, чужой? И форма эта…
С утра провожаем разведку и занимаемся делами по лагерю. Командир озадачивает меня проверкой немецких винтовок и объяснением всем прочим бойцам тонкостей и особенностей их устройства. Намекаю ему на то, что неплохо бы опустошить ещё дальний тайник — нам оружие понадобится уже скоро, а там и патронов побольше, да и гранаты ещё есть.
— А что, никто другой его не найдёт?
— Может попробовать. Найти, наверное, найдёт. Да, скорее всего, там и останется.
— Это почему?
— Да заминировал я тайник. Впрочем, ежели он такой сапер, то пусть идет…
Старшина чешет в затылке. С одной стороны — оружие нужно, особенно гранаты. А с другой — он явно не хочет отпускать меня одного.
— Подумаем. Пока вон, винтовками занимайся.
Молча сажусь разбирать оружие. Попутно ещё раз проверяю свою винтовку — она любит чистоту. Может, это и не так критично, но одной осечки мне вполне хватило. Подходит кто-то из бойцов, у него проблема с разборкой карабина. Объясняю, помогаю разобрать и собрать.
Так проходит около часа.
— Красовский! К командиру!
На этот раз старшина немногословен.
— Как много времени тебе надо?
— Как пойдёт. К вечеру вернусь. Это если немцев на дороге не встречу, тогда придется прятаться в лесу.
— Хорошо. Езжай.
А вот пайка мне в дорогу не дали…
Ладно, авось с голоду не помру.
Никто не провожает меня к дороге, симптом? Или все настолько заняты? Интересно знать, чем?
Несмотря на долгое стояние под елкой, «Цюндап» заводится с пол-оборота. Да уж, умеют немцы делать технику…
Дорога, к моему удовольствию подсохла, и жидкая грязь больше не обдаёт фонтанами из-под переднего колеса. Зато и заляпанный грязью номер смотрится сейчас не слишком достоверно. Но надеюсь, на ходу никто не станет обращать на это внимания, а постов на дороге быть не должно. Выгляжу я, в принципе, почти нормально, если не обращать внимания на некоторую потрепанность формы.
Ясное дело, что старшина мне больше не доверяет. Попереть на фиг или обвинить в чем-то — нет оснований. Да и бойцы его не поймут. Но вот отстранить от самостоятельных действий, это можно. Здесь никто никаких вопросов задавать не станет.
Хреново…
Стало быть, моя надежда на то, что при встрече со своими, старшина отрекомендует меня лучшим образом, рассыпалась в прах. С его же подачи особисты меня первого трясти станут. И что теперь делать? Уходить? Куда?
Лес большой…
А старшина, как только они выйдут к своим, тотчас же и доложит про странного бойца. Который, к тому же, ещё и сбежал, будучи направлен на задание. Мне-то, в принципе, тогда это будет пофиг. Но вот памяти прадеда он нагадит основательно.
Выйдут к своим?
