вот, поди ж ты, ни разу не позволил себе обыграть Коршуна.
Они, каратели, уезжали и приезжали, солдаты втихомолку от офицеров, а офицеры так, чтобы не видели солдаты, жрали самогон, делили награбленное, готовили посылку в фатерланд — изредка, раз в неделю, прикатывал за ними грузовичок военной почты. Однажды эсэсовец приказал команде Ангела выжечь село в дальнем углу их зоны. Зинка поехала вместе с командой, Ангел считал экспедицию абсолютно безопасной и разрешил ей для развлечения… Он беспричинно нервничал, ругался, что Коршун отправляет их к черту в зубы — никаких партизан там нет, села давно пожгли, только маета одна.
Когда возвращались после карательной акции, еще издали заметили неладное. Подъехали ближе: вместо зданий, стиснувших клочок земли прямоугольником, чернели пепелища.
— Кто сжег фольварк? — спросил Алексей.
Зинка, вспоминая прошлое, объяснила:
— Жора походил среди обгорелых стен, изучил каждый след, все, что бросили там или забыли второпях. Он сказал мне: немцы сами все пожгли, словно следы заметали.
— Почему?
— Жора подозревал, что Коршун хотел отделаться от него и полицейских. Но не своими руками. Он точно знал, что вышла в рейд партизанская бригада и вот-вот будет в этих местах.
— А что сделал этот… Жора-Ангел в такой обстановке?
— Он скомандовал всем — на машины. У него на такие дела нюх был прямо звериный, засады партизанские чуял за десять километров.
— Видели вы после этого Коршуна?
— Нет, от партизан тогда все-таки удалось уйти, команда Жоры была подчинена другому офицеру- эсэсовцу. Потом началось наступление Красной Армии, все так завертелось-загорелось, что каждый уже думал только о себе.
— Как вы считаете, Коршун уцелел?
— Каратели между собой говорили, что его вроде бы куда-то отозвали.
Разговор у Алексея и Зинки получился долгий, совсем стемнело, даже больная старуха перестала охать и тяжко вздыхать, наверное, задремала.
— На сегодня будем заканчивать, — подвел итог Алексей. — Завтра жду вас в горотделе госбезопасности к одиннадцати часам. И надеюсь, к этому времени вы вспомните, когда в действительности в последний раз видели Ангела.
Он решил не ехать трамваем — пройтись к гостинице пешком. Вечер был славный, ласковый. Алексей шел и думал о том, как странно все получается: приходится постоянно возвращаться в прошлое, листать те черные страницы, которые скрыты от всеобщего обозрения, читать строки, выписанные кровавым почерком военных преступников. Как говорит майор Устиян: у нас такая работа, что чужая боль кажется своей. Городок быстро погружался в сумерки, лишь дальний край горизонта оставался красновато-светлым: там, за пока еще различимую линию земли, опустилось солнце. И в расплывчатом неясном свете увиделось Алексею, как бежит, спотыкается, падает, вскакивает и снова бежит по просторному двору фольварка парень, спасение кажется ему близким, еще несколько шагов, взять бы последнее препятствие — и воля… Но гремит выстрел, ставит свинцовую точку на эсэсовской «забаве». Неужели же этот палач — любитель стрельбы по движущимся целям, по живым мишеням, этот зверюга живет до сих пор? Все постарался забыть или, наоборот, гордится «подвигами», вспоминает о них за кружкой пива с такими же, как и сам, экс-убийцами?
…На следующий день Зинка к одиннадцати утра в горотдел не пришла. Алексей подождал час, потом решил поехать по знакомому адресу, узнать, что случилось. Вряд ли Зинка рискнула бы не явиться по такому «приглашению», даже если оно и не было оформлено в установленном порядке.
Дома ее не оказалось. Старуха слабо попросила воды — подняться она не могла, а жажда мучила, потому что, по ее словам, Зинка поздно вечером ушла, бросила ее одну и до сих пор где-то шляется.
Алексей зашел к соседям, попросил их помочь старухе, пообещал прислать врача. Он тревожно догадывался, что с Зинкой что-то произошло, при всем своем пакостном характере не бросила бы она так надолго тяжело больную мать. И еще вдруг подумал, что совершил какую-то ошибку, он не мог пока понять, какую именно, просто возникло ощущение того, что что-то важное ускользнуло из поля его зрения, чему-то он не придал значения. Зачем один пошел к Зинке? Торопился побыстрее ее увидеть? Увидел… А толку? При желании она от всего, что говорила, откажется. А теперь еще это внезапное исчезновение… Самодеятельность сплошная… А как говорит майор Устиян, нашей работе самодеятельность так же противопоказана, как самолечение здоровому человеку.
Алексей доложил начальнику горотдела полковнику Кравцу о внезапно возникшей ситуации Тот снял трубку, позвонил начальнику милиции, поинтересовался, не имели ли место в городе в течение последних десяти-двенадцати часов чрезвычайные происшествия. Выслушал ответ, предупредил:
— Сейчас к вам присоединится наш товарищ. Лейтенант Черкас. Прошу оказать необходимую помощь.
Он сказал Алексею:
— Утром в подъезде одного из домов обнаружили убитую женщину. По описанию похожа на Зинаиду Кохан. Удар ножом в спину.
Алексей помчался к месту происшествия. Лейтенант спустился по ступенькам к двери в полуподвал, куда редко кто заглядывал, поэтому и обнаружили труп не сразу, случайно. Да, это была Зинка. Ее убили где-то в другом месте, возможно, на улице, а уже потом затащили в подъезд. Зинку затолкали в темный угол: казалось, она присела отдохнуть, только место для этого выбрала неподходящее — паутина, мусор, запустение. Грязной была ее жизнь, в грязи и кончилась. Вот только кому она помешала, кто поторопился ее убрать, уничтожить? Это событие лишь подтвердило неясные опасения Алексея, что неверный, неточный шаг он все-таки сделал.
ПОДАРОК АНГЕЛУ
— Весь ваш поспешный визит к Зинаиде Кохан — неточный, опрометчивый шаг, — резко сказал майор Устиян. — И убрал ее тот, кому она побежала сообщить о вашем посещении. В нашем деле случайности бывают, совпадения тоже, однако не до такой степени: вечером вы были у Зинки, а ночью или утром ее ударили ножом в спину.
Алексей после убийства Зинки срочно возвратился в Таврийск. Расследование будут вести местные работники, ему лично делать было нечего, разве что выступать в роли наблюдателя, а это занятие неблагодарное. Он доложил Устияну о разговоре с Зинкой, не упуская самых мелких деталей. Хорошо, что сообразил после возвращения в гостиницу записать для памяти все самое важное. Майор посмотрел его записи, приказал приобщить к делу — они становились документом. Он хмуро смотрел куда-то в сторону, перебирал бумаги без нужды, и вообще был сумрачным, недовольным и даже не пытался скрыть это.
— Товарищ майор, — выпалил Алексей, — если я заслуживаю наказания — накажите, но, честное слово, я ведь из лучших побуждений…
— В нашем деле лучшие побуждения это те, которые диктуют точные решения, — резко сказал майор. — Кстати, наказания, как и награды, не выпрашивают. — Никита Владимирович после паузы добавил: — Непродолжительный опыт вашей работы что-то объясняет, однако проступок не смягчает. Что же касается наказания, то вы его заработали сполна.
Алексей только теперь ясно понял, что совершил не просто неверный шаг, он создал ситуацию, которая закончилась драматически. Если бы не пошел к Зинке один… Если бы…
— Мне писать рапорт об увольнении? — тихо спросил Алексей.
Устиян резко поднялся из-за стола:
— Когда однажды вы уже приходили в этот кабинет с таким вопросом, тогда это было еще понятно. Но сейчас?! Мы здесь работаем, а не сантименты разводим! Советую вам впредь быть осмотрительнее с подобными заявлениями. У меня все!
