интереса к смертоносным вещам, пытаясь лишь показать, что все (или почти все) в этом мире можно (а порой и стоит) рассматривать с разных ракурсов и точек зрения (прим. автора).
Словом, ему тогда уже успело стукнуть тридцать шесть лет, он все еще был простым рабочим, но где! На заводе самого Беретты. Основав в 1526 году одну из первых и самых популярных частных компаний, уже в середине шестнадцатого века ее основатель Бартоломео достиг огромных результатов в разработке оружия. Он лишь начинал заниматься тем, что призвано было изменить и предопределить не только его жизнь (и всех его потомков - наследников по мужской линии), но и исход множества сражений, в частности и во Второй мировой войне.
Анри всегда нравилось оружие. Наверное, это было у него в крови. Его отец был кузнецом. И поначалу Анри мечтал продолжить семейное дело, однако, когда его друг, опрокидывая очередную порцию горячительного за столиком трактира, случайно обмолвился о строительстве целого оружейного завода, который по тем меркам и, правда, впечатлял, Анри в ту же секунду для себя все решил. Решил, что будет причастен к создаваемому Береттой арсеналу, который в двадцатом веке возьмут на вооружение даже армии самых развитых стран.
- Здравствуй, - Анри удивленно обернулся, идя вечером с завода домой. Уставший, немытый, но с чувством удовлетворения от того, что занимается любимым делом.
- И вам не хворать, - учтиво ответил он странному мужчине лет сорока в длинном черном плаще, которые носили еще веком раньше. Он пытался рассмотреть лицо прохожего, неизвестно зачем заговорившего с ним в то время, когда он пересекал мост. Однако поля низко опущенной на глаза шляпы не позволяли не то, что разглядеть, даже составить хоть сколько-нибудь отдаленное впечатление о незнакомце. Еще и дым от дымящейся ммм… как там называли сигареты в то время?.. полностью обволакивал фигуру незнакомца. Какой-то червячок, называемый опаской, все же зашевелился внутри Анри. Он напрягся и едва заметно сжал покоящуюся в кармане куртки одну из первых моделей револьвера, которую он же сам и помогал выковывать. Странно, но это действие не укрылось от бдительного взгляда незнакомца. Он медленно поднял голову, представляя взору Анри свое довольно привлекательное лицо с едкой ухмылкой на губах.
- Не стоит, это тебе не поможет. - Он медленно выбросил окурок через перила темного средневекового моста и со скоростью молнии сократил расстояние, разделяющее его и Анри.
- Ты мне нужен, и ты мне подходишь. И советую тебе отнестись к этому с большим почетом, нежели ты собирался. Ах да! И прекрати на меня наставлять свою пушку. Она бесполезна с такими, как я. - Фрейн вновь ухмыльнулся, в этот раз, обнажая вампирские клыки в полную длину. В ту морозную январскую ночь все и произошло. Хотел ли Анри становиться таким, никто его не спрашивал. Фрейну он был нужен. И точка. С того времени Анри всегда находился под опекой своего босса, делал все то, что желал последний, а работенка была не их легких. Однако он уже привык, со временем достигнув довольно-таки неплохих результатов.
Впрочем, поначалу все было предельно просто. В его обязанности вменялось лишь испытывать новые образцы оружия, пока Фрейн не найдет самое подходящее. Для чего? Тогда он даже понятия не имел, какие замыслы вынашивал его босс в то время. Однако текли десятилетия, столетия и Анри обо всем узнал, все понял и все принял.
Он машинально потянулся к кобуре, покоящейся на поясе и любовно сжал рукоятку своего старенького “Беретта 92” еще самой первой модификации этой модели 1975 года. Тот вариант ему нравился больше всего. Единственное, что он изменил в нем, так это произвел хромирование ствола, которое начали практиковать для предотвращения коррозии. Да, он любил свой пистолет, наверное, даже больше, чем следовало. Он наслаждался его силой, как физической, так и метафизической. Но таковы уж мужчины. Это пьянящее чувство использования дополнительной мощи увеличивает во стократ ощущение собственной значимости. Отдача от Беретты (а она сильнее, чем, скажем, от того же популярного 45-го калибра) для людей могла становиться проблемой. Но только не для вампира. О да! Он чувствовал опьянение, ни с чем не сравнимое наслаждение оттого, что ему предоставлено право решать, кому из вампиров жить, а кого превратить в пепел. Со временем он уже не только выполнял приказы Фрейна об устранении неугодных, но и сам частенько принимал подобного рода решения. Почему Фрейн даровал ему такие широкие полномочия? Почему лишь ему Фрейн так доверял? Что было на уме у этого непроницаемого ангела мрака? Сколько раз Анри задавался подобными вопросами, но никогда он не знал наверняка, не ошибается ли насчет своего теперь уже не только хозяина, но, с позволения будет сказано, друга?
*
И вновь она вихрем ворвалась в его сознание… Точнее, воспоминание о том времени, когда она появилась в его жизни. Вошла и полностью ее изменила, все переиначила…
- Ты что - сумасшедшая?! - хриплым голосом спросил Анри, когда Генриетта, изможденная и ослабленная после потери крови, на следующий день вновь вернулась на то же место, где днем ранее он едва не лишил ее жизни.
- Или ты мазохистка? Или, может, тебе просто жить надоело? Так ты лишь скажи - я помогу. - Он ехидно осклабился. Однако девушка по какой-то странной причине совсем не реагировала на его злые шутки. Бледная, измученная, она с трудом держалась на ногах. Прошло несколько секунд, и Генриетта не выдержала. Медленно, с большим трудом, она опустилась на мягкий коврик из побегов зеленой травы всего лишь в нескольких шагах от злобного и голодного вампира. Большие карие глаза с синеватыми кругами вокруг век странно смотрели на Анри. Лишь спустя некоторое время ей удалось произнести несколько слов. Из обескровленных, потрескавшихся губ слова слетали с большим трудом:
- Я не знаю, зачем или почему пришла сегодня сюда. - Хрипло начала она.
- Что-то сильнее меня словно магнитом тянуло на это место. Зачем я здесь? - с мольбой в голосе произнесла Генриетта. Анри смотрел в ее широко открытые наивные глаза и читал тот же немой вопрос. Она, казалось, просила его о помощи. Взгляд, заломленные руки, слезы в голосе… Анри растерялся. Взглянул на ее перебинтованное запястье, потом на все тело, которое всего лишь за один день истончилось так, как будто бы месяц не получало никакой пищи, лишь воду… Он был так смущен, так поражен случившимся, что и сам был не в состоянии вымолвить хоть слово. Такое в его вампирской жизни происходило впервые. Почему? Отчего он терял над собой контроль в ее присутствии? Почему вчера он впервые в жизни поступил так гуманно, не убив и не обратив свою жертву? Почему накануне, после долгих и голодных скитаний, кои выпали на его нелегком вампирском пути в последнее время, почему он не смог, не позволил себе полноценно покушать, чтобы сегодня не чувствовать еще большую жажду? Что же такое с ним происходит? Он тряхнул головой, пытаясь избавиться от этих странных, навязчивых мыслей, которые словно наваждение мучили его и без того успевшее сделаться болезненным сознание.
- Я так и не понял, что привело тебя сюда сегодня, во второй раз? - ему казалось, что он тянет время. Почему?
- А почему ты вчера не причинил мне вред? - будто вопросом на вопрос ответила она. Анри непроизвольно усмехнулся.
- Значит, то, что я перерезал тебе вены и лишил тебя пол-литра крови, ты оцениваешь, как благородный поступок с моей стороны? Ну, ты даешь!
- Ты понял, что я имею в виду. Почему ты меня не укусил? - последнюю фразу Генриетта произнесла почти неслышно, и если бы ее собеседник был обычным человеком, то вряд ли бы расслышал эти слова. Но Анри был вампиром. И он услышал тот страшный вопрос, который последние часы навязчивым кошмаром буравил его мозг. Внезапно он отвернулся, пряча глаза то ли от смущения, то ли от яркого света.
- Послушай, девушка, - наконец-то нашелся он, - я не знаю, о чем ты думаешь, не знаю ни твоего имени, ни того, кто ты или откуда. Но если честно, то меня это как-то ну совсем не трогает, даже не интересует. Я тебе скажу лишь одно: убиралась бы ты восвояси, а то сегодня я чувствую намного более сильный голод, чем вчера. А, еще учитывая тот факт, что накануне мне уже довелось испробовать твоей крови и я знаю, какова она на вкус… - Анри продолжал трещать, не смолкая ни на секунду, как бы пытаясь самого себя заговорить и отвлечь от вожделенного запястья своей жертвы, которой он, по странному стечению обстоятельств, от чего-то совсем не желал причинять вред…
- И то, что она показалось мне, как говорится, слаще нектара (ну знаешь, в древности амброзию и
