Нас, погорельцев, ослепил, Пылающ и дрожащ! И он к устам поднес трубу, Как будто целовал Лицо отца зимой в гробу И Бога призывал. Четвертый Ангел вострубил – Посыпались отвес, Кто жил, горел, страдал, любил, С разверзшихся небес! С небес, разрезанных ножом И проткнутых копьем. С небес, где все мы оживем Пред тем, как все – умрем. И пятый Ангел вострубил! И поднялась вода, И хлынула, что было сил, На злые города. Молилась я, крестясь, дрожа… – О нищая тщета! На страшном острие ножа Сверкала – пустота. И Ангел вострубил шестой. Огнем все занялось: И снег под угольной пятой, И золото волос. И требник ветхий, и щека, В ночи ярчей Луны. И, вся просвечена, рука, Чьи кости сожжены. В костер огромный сбились мы. Дровами полегли. И Ангел вострубил седьмый На ободе земли. Он пил гудок трубы до дна, Как смертник пьет питье. А кружка старая – Луна, А зубы – об нее. Озноб от звезд в прогалах льда. Гудит земля впотьмах. Дрожит последняя вода, Мерцает на губах. Но дай мне, дай еще попить Из кружки ледяной. О, дай мне, дай еще пожить Под мертвою Луной. СТРАШНЫЙ СУД. ВИДЕНИЕ МАРИИ …Я вышла в поле. Вьюги белый плат Лег на плечи. Горячими ступнями Я жгла снега. О, нет пути назад. И звезд косматых надо мною – пламя. Глазами волчьими, медвежьими глядят, Очами стариков и сумасшедших… Окрест – снега. И нет пути назад. И плача нет над жизнию прошедшей. В зенит слепые очи подняла я. И ветер расколол небесный свод На полусферы! Вспыхнула ночная Юдоль! И занялся круговорот Тел человечьих! Голые, в мехах, В атласах, и в рогожах, и в холстинах Летели на меня! Великий страх Объял меня: я вдруг узнала Сына. На троне середь неба Он сидел. Играли мышцы рыбами под кожей. Он руку над сплетеньем диких тел, Смеясь, воздел! И я узнала, Боже, Узнала этот мир! Людей кольцо Распалось надвое под вытянутой дланью! И я узнала каждого в лицо, Летящего над колкой снежной тканью. В сапожной ваксе тьмы, в ультрамарине Ночных небес – летели на меня Младенец, горько плачущий в корзине, Мужик с лицом в отметинах огня, Влюбленные, так сплетшиеся туго, Что урагану их не оторвать, Пылающих, кричащих, друг от друга! Летела грозно будущая мать – Живот круглился, что Луна, под шубой! А рядом – голый, сморщенный старик На звезды ледяные скалил зубы, Не удержав предсмертный, дикий крик… Метель вихрилась! И спиной барсучьей Во поле горбился заиндевелый стог.
