…Риза расписная мне спину жжет. Рядом с графской дочкой на колени – бух! Я еще молюсь о том, чтобы мой народ не был больше слеп, не был больше глух. Но дрожит глухой, щупая струну. Но бредет слепой, простирая длань. …Только отведи, коли сможешь, – войну. Там – любою мукой мученической стань. И вбежал в церковь подросток худой. Глаза васильковой плескали водой. – За всех плавающих, путешествующих, летающих, едущих! –
пронзительно закричал. – За станцию, вокзал, разъезд, причал!
За пятна мазута на шпалах. За проводниц усталых. За опилки чая в квадратах бумаги. За трусливых снегов белые флаги. За скамейки где спим ожидая поезд За буфеты где буфетчица в жирной помаде шарит собачьим глазом по полкам у сметы расчетливой не в накладе Нас много – у ржавых рельс на примете в пасынках у расписаний в крестниках у тебя ожидальный зал – Бог с вами, беспокойные дети.
Хотите – превращу эту церковь в вокзал? АНТИФОН: Благослови, душе моя, Господа, и не забывай всех воздаяний Его, и да обновится, яко орля, юность твоя… ИРКУТСКИЙ ВОКЗАЛ Скамья ожидальная. Грязи полно. И чистое небо в дверях. За пазухой греет сухое вино Безумный старик в газырях. Татарские лица, бурятская кровь, Монголия рядом, – гляди! Гляди – крест холодных полярных ветров На гордой байкальской груди. И, углем груженный, проходит состав. И скорый, где люди не спят, А курят, над сальной колодой устав Клясть мир, что не нами заклят! Вокзальные лики! Мой люд золотой! Сибиринка горестных скул! Пройдешь – и усну под Твоею пятой, Как дед, как отец мой уснул. Из кружки напиться. Достать из мешка Хвост омуля, черный ломоть. О, жизнь так мала. А земля далека. И каждый транзитный – Господь. Он в каждом лице, в каждой смуглой руке, В мазуте мозольных кистей, Он в спящем, усохшем как хлеб старике И родинках тощих детей.
