И все перевернет… А дотоле – плачь, народ. Нет на нас ни кнута, ни креста. Все распоганили, а теперь – возвести Заново?.. Это поищи дураков… Дело сделано – и прощай-прости. И – аминь во веки веков. АНТИФОН: «Изыдет дух его и возвратится в землю свою…» Я метнулась в сторону. Синяя моя риза, Вышитая золотыми павлинами, – полетела! Свечи задела! Стало видно снизу Прихожанам – мое крепкое тело. Что есть одежды? Пелены да ткани… Страшно мне, страшно!.. Идет ко мне из мрака Старик – без слов, без мольбы, без покаяний. А у ног его – то ли волк, то ли собака. – Это ты тут служишь, девчонка, Литургию?.. –
Задрожало во мне все. Так дрожат в болезни. – Я-то думал – будут песнопенья другие.
А ты поешь мне все старые песни. – Что тебе спеть?.. –
еле разлепила губы.
– Спой, дура, то,
чему тебя не учили. Слишком много нежности. Ты попробуй – грубо. Жестокостью многие беды лечили. – Многие беды?.. –
я, хрипло, еле слышно… Свечи ходуном ходили во мраке. Усмехнулся: – Я – надзиратель твой всевышний.
Ты была у меня под номером в пятом бараке. И внезапно старик сжимает до хруста руки перед образом, а собака садится и, подняв голову, воет, воет прямо в купол! – Эх, девка дорогая,
упился я отравою. Очисти мою душу от совести лукавыя! Они приходят ночью… О! с нимбом вокруг лысины – Глядит; глядит воочью Девчонка с мордой лисьею! Бежала задыхаясь я в спину в спину целился Побег – судьба такая Не всяк на то осмелился А нынче бы мне от себя убежать Берданка отменна – да страшно нажать Кусок раскаленного пальцем металла Чтоб мука проклятая враз перестала Эх девка ты молишься ну и молись А жись – не молитва А жись – это жись
