А я?.. Наливаю силою кандальный, каленый взгляд. Как бы над моей могилою, в выси купола горят. Нет!.. – головы это! Яблоки! Вот дыня!.. А вот – лимон!.. Горят последнею яростью всех свадеб и похорон. Пылают, вещие головы, – власы – серебро да медь, Чернеющие – от голода, глядящие – прямо в смерть! Шальные башки вы русские, – зачем да на вас – тюрбан?!.. Зачем глаза, яшмы узкие, подбил мороз-хулиган?!.. Вы срублены иль не срублены?!.. ………………Ох, Васька Блаженный, – ты?!.. Все умерли. Все отлюблены. Все спать легли под кресты. А ты, мой Блаженный Васенька – босой – вдоль черных могил! Меня целовал! Мне варежки поярковые подарил! Бежишь голяком!.. – над воблою смоленых ребер – креста Наживка, блесна!.. Надолго ли Крестом я в тебя влита?! Сорви меня, сумасшедшенький! Плюнь! Кинь во грязь! Растопчи! Узрят Второе Пришествие, кто с нами горел в ночи. Кто с нами беззубо скалился. Катился бревном во рвы. Кто распял. И кто – распялился в безумии синевы. А ты всех любил неистово. Молился за стыд и срам. Ступни в снегу твои выстыли. Я грошик тебе подам. Тугую, рыбой блеснувшую последнюю из монет. Бутыль, на груди уснувшую: там водки в помине нет. Там горло все пересохшее. Безлюбье и нищета. Лишь капля, на дне усопшая, – безвидна тьма и пуста. А день такой синеглазенький! У ног твоих, Васька, грязь! Дай, выпьем еще по разику – смеясь, крестясь, матерясь – Еще один шкалик синего, презревшего торжество, Великого, злого, сильного безумия твоего. СЕВЕР. ЗВЕЗДЫ Как белые кости, как пальцы скелета, Впиваются скалы в прибой. Здесь плечи земли лишь Сияньем согреты. Небесный – ночьми – блещет бой. Как я умирала, как я возрождалась – Лишь знает бессмертный мой Бог. Меня Он – людскую последнюю жалость – Над зимней пустыней возжег. Течет Плащаница над сизою тундрой. Бьют копья в грудину земли. Хрипеть уже – больно. Дышать уже – трудно. Все звезды в гортань мне втекли. И я, как гигантский тот Сириус колкий, Тот страшный, цветной осьминог, Вошла во предсердие мира – иголкой – Одна! Ибо всяк одинок. Все крови и кости в снегах пережжены. Затянуты все черепа Метельною бязью. Как древние жены, Я – пред Мирозданьем – слепа. Вот все мирозданье: меж Новой Землею Пролив этот – Маточкин Шар, И в небе Медведица плачет со мною, Струя ослепительный жар… Да, звезды мы! Резкие – режем! – светила! Цветные мы сабли – наш взмах! Да, наша изникла великая сила В бараках, раскопах, гробах! И вот над звериным свалявшимся боком, Над грязною шерстью земной Пылаем, сверкаем, зажженные Богом, В тюремной ночи ледяной! К нам – лица. К нам – руки. К нам – плачущи очи. Меж них, поводырь кораблю, Горю, древний Факел военной полночи, Копьем черный воздух колю. Не впишут в реестры. В анналы не впишут. Пылаю, стоцветный алмаз. Иссохли ладони. И ребра не дышат. Лишь воткнут пылающий Глаз Гвоздем ослепительным – в небо над тундрой, Над морем Голгофским моим, Где плакал отец молчаливо и чудно, Глотая седеющий дым На палубе кренистой, обледенелой, Где зелен, как яд, пьяный лед, Где я завещала в снега кинуть тело, Когда дух к Огням отойдет. ВИДЕНИЕ ПРОРОКА ИЕЗЕКИИЛЯ
