И пьянели, пьянели святые отцы, Малых ангелов хор ликовал и рыдал, И держали над нами златые венцы Руки мучениц нежных, что ты рисовал… АВТОПОРТРЕТ В МЕТЕЛИ С ЗАЖЖЕННОЙ ПАКЛЕЙ НА ГОЛОВЕ. БЕЗУМИЕ Бегу. Черной улицы угорь Ускальзывает из-под ног. Я жизнь эту кину, как уголь, В печи раскаленный садок. Напился?! Сорвался?!.. – Отыди, Святое Семейство мое! Художник, я все перевидел! Холсты я сушил, как белье! Писал, что писать заставляли. Хотел, что – велели хотеть… Нас силою царской пытали, А мы не смогли умереть! Мы выжили – в зольных подвалах, Меж драных эскизных бумаг. Сикстинская нас целовала – Со всех репродукций – впотьмах… Мы днем малевали призывы! А ночью, за древним вином, Ссутулясь, мы знали: мы – живы В убийственном царстве стальном! Вот из мастерской я – на воздух, Орущий, ревущий, – бегу! Что там еле теплитесь, звезды?! Я – паклю на лбу подожгу! Обкручена лысина светом, Гигантским горящим бинтом! Не робот, не пешка, – комета! Сейчас – не тогда, не потом! Безумствуй, горящая пакля, Трещи на морозе, пляши! Голодную выжги мне память И сытую дрему души! Шарахайтесь, тени прохожих, В сугробов ночную парчу!.. Не сливочным маслом – на коже Краплаком ожог залечу. Юродивый и высоченный, Не улицей затхлой промчу – Холстом на мольберте Вселенной, Похожий на Божью свечу! В кармане тулупа – бутылка… Затычку зубами сдеру – И, пламя зачуя затылком – Взахлеб – из горла – на ветру – Все праздники, слезы и пьянки, Жар тел в оснеженье мехов, Все вопли метельной шарманки, Все лязги горячих цехов, Кумашные русла и реки Плакатов, под коими жил, Где юные наши калеки У дедовых черных могил, – Все льды, где прошел ледоколом, Пески, что сжигали ступню!.. – Всю жизнь, где на холоде – голым Стоял, предаваясь Огню. ДЕВОЧКА В КАБАКЕ НА ФОНЕ ВОСТОЧНОГО КОВРА
