Где же внуки твои?.. Ведь потребна деньга на еду…' Улыбнулся, ужасно раскосый. 'Ты, мальсика, не помысляешь, Я колдун. Я любая беда отведу'. 'Что за чудо!' Прошиб меня пот. Но, смеясь молодецки, крикнул в ухо ему: 'Колдунов-то теперь уже нет!..' Обернул он планету лица. И во щелках-глазах вспыхнул детский, очарованный, древний и бешеный свет. 'Смейся, мальсика, смейся!.. Я палки волсебные делай… Зазигаесь – и запаха нюхаесь та, Сьто дуся усьпокоя и радось дай телу, и – болезня долой, и гори красота! Есь такая дусистая дерева – слюсяй… На Китая растет… На Бурятия тож… Палка сделашь – и запаха лечисся дуси, если казьдый день нюхаешь – дольга живешь!.. Есь для казьдая слючай особая палка… Для розденья младенца – вот эта зазьги… Вот – когда хоронить… Сьтоба не было зялко… Сьтоб спокойная стала друзья и враги… Есь на сватьба – когда многа огонь и веселья!.. Вон они, блисько печка, – все палка мои!..' Я сглотнул: 'Эй, старик, ну, а нет… для постели, для любви, понимаешь ли ты?.. – для любви?..' Все лицо расплылось лучезарной лягушкой. 'Все есь, мальсика! Только та палка сильна: перенюхаешь – еле, как нерпа, ползешь до подушка, посмеесся, обидисся молодая жена!..' 'Нет жены у меня. Но, старик, тебя сильно прошу я, я тебе отплачу, я тебе хорошо заплачу: для любви, для любви дай лучину твою, дай – такую большую, чтобы жег я всю жизнь ее… – эх!.. – да когда захочу…' Усмехнулся печально бурят. Захромал к белой печке. Дернул ящик комода. Раздался сандаловый дух. И вложил он мне в руки волшебную тонкую свечку, чтоб горел мой огонь, чтобы он никогда не потух. …………………………………………………………………………………… Никогда?! Боже мой! Во весь рост поднимаюсь с постели. 'Сколько раз зажигал ты?..' 'Один. Лишь с тобою.' 'Со мной?..' И, обнявшись, как звери, сцепившись, мы вновь полетели – две метели – два флага – под синей бурятской Луной! Под раскосой Луной, что по мазутному небу катилась, что смеялась над нами, над смертными – все мы умрем! – надо мною, что в доме холодном над спящим любимым крестилась, только счастья моля пред живым золотым алтарем! А в стакане граненом духмяная палочка тлела. Сизый дым шел, усами вияся, во тьму. И ложилась я тяжестью всею, пьянея от слез, на любимое тело, понимая, что завтра – лишь воздух пустой обниму. *** Любимая моя, родная… Закутай ручки в лисий мех… Другой – не верю. И не знаю. Моя. Одна. Одна на всех. Моя… Берите! Ваша, ваша. С казармой, где трубят отбой. С дворцом, где лик владыки страшен. С конюшней, где фонарь погашен. С дрожащей заячьей губой. ФРЕСКА ДВЕНАДЦАТАЯ. ПОЦЕЛУЙ ГОЛУБЯ СНЯТИЕ СО КРЕСТА Милые… Вы осторожней Его… Руки свисают… Колет стопу из-под снега жнитво – Я-то – босая… Прядями ветер заклеил мне рот. Послушник юный Мертвую руку на плечи кладет Рельсом чугунным… Снежная крупка во щели Креста Ватой набилась… Что ж это я, чисто камень, тверда?!
