Чертовски необычно, подумал Рон, неторопливо оглядываясь вокруг. Мебель, пожалуй, величественная, даже громоздкая, в викторианском стиле. Однако вышивка шелком на диванных подушках, похоже, современная. Кстати, подушки были везде — изящные, мягкие, с кисточками или с оборками.
Вот даже кушетка, обитая розовой тканью с красной вышивкой и золотым шитьем. Она словно попала сюда из борделя девятнадцатого века. Такой располагался некогда в здании, где находилась адвокатская контора Рона.
— Потрясающая, не так ли? — воскликнула Джейн, увидев, что он гладит пальцами скользкий шелк обивки. — Я купила ее за бесценок в маленьком антикварном магазинчике.
— Охотно верю.
Она подошла к нему, улыбаясь, с дымящимся кофе в руках. Рон заметил, что Джейн успела снять туфли и что-то сделала с волосами, кажется, немного распушила и теперь они выглядели более естественно.
— Черный, без сахара, не так ли? — спросила Джейн, ставя две чашечки на старинный, весь в трещинках, кофейный столик, после чего примостилась в уголке кушетки.
— Верно.
Он выбрал кресло-качалку, достаточно прочное с виду, и сел. Высохшее дерево заскрипело под тяжестью его тела, и они оба от неожиданности вздрогнули.
— Видел бы ты это кресло раньше, когда я еще не починила его, — сказала Джейн, безуспешно стараясь не обращать внимания на длинные ноги, вытянувшиеся в ее сторону. — Совершенная рухлядь.
— Ты любишь чинить вещи, я заметил.
Она взяла со стола свою чашку и сжала в ладонях.
— Это оскорбление или комплимент?
— Давай посмотрим, сколько времени это кресло меня выдержит, а там решим, согласна?
Рон говорил почти насмешливо.
— Ты прав.
Показалось ли Джейн, или так было на самом деле, но тот и другой сдерживали дружескую непринужденность, не давая ей проявиться. Джейн играла с дерзкой мыслью все же выпустить ее на свободу.
— Представляешь, я чувствую себя так, будто не была дома несколько недель, а не часов.
Она отпила кофе, продолжая держать чашку в ладонях, и откинула голову на спинку кушетки. Ее шею, нежную и белую, так удобно было бы сейчас поцеловать! Рон поспешно схватил свою чашку и сделал два больших глотка. Горячий кофе чуть не обжег ему внутренности. К счастью, это его отрезвило.
— А как ты? — Джейн приоткрыла глаза. — Ты чувствуешь то же самое, когда возвращаешься домой?
— Нет. Еще гонщиком я привык везде быть как дома.
Что-то в нем изменилось, подумала Джейн, но что — трудно уловить. Он был по-прежнему серьезен, по-прежнему сдержан и непроницаем, даже когда смотрел на нее. Его глаза все видели и столько же скрывали. И все же…
Джейн улыбнулась и бросила пробный шар.
— Я слушаю тебя, — тихо промолвила она.
— Что, прости?
— Ты сказал, что будешь говорить, а я буду слушать. Помнишь?
Рон обычно получал удовольствие от словесной дуэли в суде, потому что заранее тщательно продумывал линию поведения. И чем труднее доставалась защита обвиняемого, тем больше он увлекался.
Но Джейн Сандерс вовсе не обвиняемая и не свидетель обвинения. Она — женщина, которую он уважал, которая при всей своей занятости сумела выкроить время для помощи совершенно незнакомой ей Марии просто потому, что он попросил ее об этом.
Рон осторожно поставил чашку на стол и выпрямился на неудобном сиденье.
— Послушай, нам обоим небезразлична судьба Габи, это ясно. — Мысль о девочке заставила его улыбнуться и придала сил. — И я чувствую себя, по крайней мере, ответственным за то, чтоб выполнить предсмертную просьбу Марии.
— Как ни странно, но и я тоже.
— Я все думаю о ее последних словах. О том, что она хочет лучшей жизни для своей девочки. Если суд доверит мне опеку, ты знаешь, я сделаю все, чтобы быть ей хорошим отцом.
— Знаю.
— Но маленькая девочка… У меня были одни братья. Мне не известно о девочках даже самое элементарное, а идея с няней кажется слишком абстрактной.
Джейн нетерпеливо вздернула подбородок.
— В конце концов скажи мне ясно, Рон, чего ты хочешь?
— Черт побери, Джейн, я всегда думал, что у женщин на этот случай есть шестое чувство.
— На какой случай?
Рон глубоко вздохнул. Его рука стала влажной от пота, а в горле пересохло.
— Я уже говорил тебе. Я хочу, чтобы ты переехала ко мне.
— И стала няней Габи?
— Ну… не совсем. Ты могла бы стать ей матерью.
— Я… Ты?
— Именно. Я и ты. Ты сама внушала мне, что браки нынче в большой цене.
Рон чувствовал себя глупо. Он полагал, что действует прямо и открыто, но Джейн наверняка прочла в его глазах иное. Да, он представлял себе дом, полный детей с волосами красно-рыжего цвета, с зелеными глазами и улыбкой точь-в-точь, как у нее. В основном, мальчишек, которые, конечно, избалуют свою старшую сестру.
— Я понимаю, что должен многое тебе объяснить. — Он откашлялся, внезапно ощутив волнение гораздо более сильное, чем на всех судебных заседаниях, вместе взятых. — Мне почти сорок шесть, у меня прочное финансовое положение и отличное здоровье. Я неприхотлив, и у меня не слишком много вредных привычек, во всяком случае, противозаконных.
— Это радует.
Рон, увидев улыбку в ее глазах, позволил и себе улыбнуться в ответ. Пока все шло хорошо.
— Я буду оплачивать все расходы, но, по правде говоря, теперь, когда увидел твой дом, думаю, что лучше мне переехать к тебе. Здесь вдвое больше места и есть двор. А также уют и тепло, которые не смог дать Рону даже дорогой декоратор.
— И дерево для качелей.
— Да, верно. Качели.
— И, наверное, песочница.
— В любой момент, как только ты захочешь.
— Ты имеешь в виду, в любой момент, когда это будет нужно ребенку? — Голос Джейн дрожал от скрытой улыбки.
— Вне сомнений. Хочешь я внесу все эти условия в контракт?
Взгляд темных глаз Рона был очень напряженным. Посмотрев на него, Джейн почувствовала, как ее невольно затягивает в их глубокий омут. Опасный мужчина, в который раз подумала она. Боли и тревоги с ним не избежать, но что-то подсказывало Джейн, что риск будет оправданным и этот сильный мужественный человек подарит ей счастье.
— Ты имеешь в виду брачный контракт?
— Да, можешь назвать и так.
— Нотариально заверенный?
Джейн явно собиралась заставить его идти до конца.
— Большинство людей, которых я знаю, верят мне на слово.
— А ты поверишь на слово мне?
