Центральная Калифорния летом похожа на знойную пустыню, насквозь продуваемую горячими ветрами. За те несколько минут, пока Джейн добралась до входа в церковь, где отпевали Марию, ее лицо покрыли капельки пота, волосы растрепал ветер, и они словно потрескивали от разрядов статического электричества.
В церкви, совсем маленькой, было чуть прохладней, пахло восковыми свечами и старым деревом. Простой сосновый алтарь украшало белоснежное кружевное покрывало, а фигуры Девы Марии и младенца Христа на деревянном распятии ручной работы были вырезаны с большой любовью и немалым искусством.
Беспокоясь, что никто этого не сделает, Джейн послала в церковь цветы, но, оглядевшись, поняла, что ее опасения были напрасны.
Цветы были повсюду: ноготки и темноглазые настурции из чьего-то сада, лилии, розы и другие, названий которых Джейн даже не знала. Гроб украшала трогательная ветка небольших жемчужно-белых роз.
Немногочисленные присутствующие занимали первые ряды и слушали священника, который стоял возле простого, но явно дорогого гроба.
Священник говорил по-испански, и Джейн понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к мягким гласным и быстрой речи. Не прерывая молитвы, он проследил взглядом за опоздавшей Джейн и кивнул, когда она тихонько села на заднюю скамью.
Рон сидел справа в первом ряду. Здесь же разместились десять-двенадцать человек, скорее всего, родственники Марии — в основном женщины с детьми; некоторые тихонько плакали.
Слова краткой молитвы были удивительно проникновенны. Джейн почувствовала это, несмотря на свои отнюдь не совершенные познания в испанском.
Гимн пели без музыки, потому что в церкви не было ни органа, ни даже пианино. Голоса взрослых и детей сливались в нестройном, но искреннем хоре, и от этого песня звучала еще трогательней.
Когда умолкли последние слова, глаза Джейн затуманили слезы. Пока она судорожно искала в сумочке носовой платок, распорядитель похорон покатил каталку с гробом по проходу между скамьями, за ним прошествовал с серьезным грустным лицом священник и все остальные.
Рон шел последним, и Джейн очень удивилась, заметив, что его сопровождают три черноволосых и черноглазых мальчика, причем один из них, самый маленький, крепко держал Рона за руку.
Сыновья Марии, подумала она, а через секунду уже не сомневалась в этом.
У ее скамьи Рон остановился. Даже если он и был удивлен, встретив ее здесь, то не подал вида и тихо представил Джейн мальчикам.
Старшего, худенького и мрачноватого, лет восьми, звали Джеком-младшим. Под глазами у него были желтые круги, а на лице остались следы синяков. Средний мальчуган, Майкл — застенчивый и очень похожий на Марию, а младший, Джонни, сильно заикался, когда отвечал на приветствие Джейн.
— Мне очень жаль вашу маму, ребята, — сказала она серьезно, — но я знаю, что она горячо любила вас. Ее последние слова были о вас и о вашей маленькой сестренке, которая недавно родилась.
— Мама никогда не вернется, — пропищал тоненьким голоском Майкл.
— Не вернется, — мягко ответила Джейн, понимая, как больно это сознавать ребенку. Но правда была необходима, чтобы излечиться от горя.
— Мистер Бартон сказал, что мама сейчас на небесах и теперь она будет нашим ангелом- хранителем. — Пальчики Майкла нервно крутили пуговицу на куртке. Он поднял глаза на Рона и спросил: — Вы и вправду думаете, что мама сейчас смотрит на нас, мистер Бартон?
— Да, Майкл, я так думаю.
— Я тоже так думаю, — поддержала его Джейн. — Она всегда будет там и в твоих мыслях.
— Моя мама была преступницей, и люди об этом знают, — пробормотал Джек-младший, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в частности.
— Твоя мама была хорошей женщиной, сынок. Когда-нибудь я помогу тебе понять это.
Рон говорил, не повышая голоса, но мрачное лицо Джека-младшего внезапно покраснело. Он плотно сжал губы.
Рон выглядел очень представительно в черном костюме и белой рубашке, но будь он в другой одежде, своим спокойным видом и искренностью все равно внушал бы доверие. И дети это чувствовали.
Внезапно Джек бросился по проходу и выскочил на улицу. Майкл молча стоял, кусая губы, а Джонни начал хныкать.
— Я знаю, тебе плохо, малыш, но не грусти. Все будет хорошо, — прошептала Джейн, опускаясь на колени.
Она попыталась взять дрожащего ребенка на руки, но он вырвался.
— Папа говорит, что плачут только неженки, — с мальчишеской бравадой заявил Майкл и бросил быстрый взгляд вокруг, словно ожидая, что появится отец и поддержит его.
— Мне кажется, все плачут, когда им больно, — сказала Джейн, осторожно подбирая слова. — Одни могут плакать при людях, другие нет, но так или иначе, плакать — совсем не значит поступать плохо.
— Нет, значит, — пробормотал Майкл. Сейчас он был больше похож на Джека-младшего, чем на мать. — Папа сказал, что Джонни плакса и что…
Мальчик внезапно умолк, уставившись на кого-то, кто стоял за Джейн.
— Продолжай, продолжай, парень, — произнес неприятно гнусавый голос. — Повтори этой маленькой леди, что я говорил тебе.
Джейн, вспыхнув, обернулась. Большими шагами к ним направлялся толстый, как бочка, человек выше среднего роста, с тяжелой круглой головой и холодными глазами цвета мокрой соломы.
Так вот какой он, Джек Джекобс, подумала Джейн и внутренне содрогнулась, искренне сочувствуя Марии. Следом за отцом, копируя его движения, с самодовольной улыбкой шел Джек-младший. Между тем с приближением отца Майкл все больше съеживался в комочек, а Джонни спрятался за длинными ногами Рона.
— Эй, парень, тебе что, язык отрезали? Я же велел тебе повторить этой леди мои слова.
Майкл покраснел и опустил глаза.
— Наша мама была такая… — промямлил он, пугаясь свирепого взгляда отца.
Тонкие губы Джекобса язвительно искривились.
— Да, ваша никчемная, слезливая и глупая мамаша была именно такой. Вечно скулила из-за любого идиотского пустяка, и не советую вам забывать об этом. Джейн замерла, с ужасом ожидая, что Джек сейчас ударит мальчика, но, прежде чем Джекобс шевельнулся, Рон встал между ним и детьми. Его лицо было суровым, глаза — ледяными.
— Ты хватил через край, Джекобс.
Рон осторожно подбирал слова, словно балансируя на острие ножа. Джек раздул ноздри, как дикое животное перед явной опасностью.
— Что еще может сказать такой грязный шантажист, как ты, Бартон?
— Я сказал то, что сказал. Мария просила меня присматривать за детьми, и я сделаю это.
— И сколько народа ты позовешь на помощь? Джейн заметила стальной блеск в агатовой глубине глаз Рона.
— Неосторожное заявление со стороны такого большого, сильного и храброго воителя с женщинами, как ты, Джекобс.
Джек со свистом втянул в себя воздух, его глаза налились кровью, а лицо побагровело.
— Если бы ты не был калекой, Бартон…
— Пусть это тебя не останавливает.
— Ты ведь этого хочешь, а, Бартон? Спровоцировать драку, а потом привлечь меня к суду за нападение? Все вы, адвокаты, одинаковы, кровососы поганые. Да только я не такой дурак, чтобы играть в ваши игры без правил.
Лицо Рона оставалось непроницаемым.
— Как тебе угодно. Но не забывай, что я тебе сказал. Сыновья Марии теперь под моей защитой, и я не позволю, чтобы они забыли свою мать.
