— Ты же сам вчера говорил, чтобы я не обращал внимания, — горько улыбнулся Паня.
— Да, конечно… А если ты совсем не будешь обращать внимания, так все скажут, что ты бледный трус.
— Не лезь! Это из-за ножичка Генка так обозлился… Ты еще хочешь, чтобы нам и за драку попало?
— Попадет, да пройдет… А ты хочешь, чтобы все ребята тебя просмеивали и меня с тобой, да? Нечего с тобой даже дружить, если ты такой! — рассердился Вадик и убежал в зоокабинет.
Все бушевало в Пане. Нет, конечно, он не мог оставить без внимания Фелистеевские козни, он должен был немедленно принять меры. Но какие именно?
Неожиданно он увидел Гену.
Его недруг стоял на школьном крыльце, небрежно прислонившись к колонне, и что-то рассказывал смеющимся ребятам.
Паня засунул в карманы руки, которые сами собой сжались в кулаки.
— Привет, Фелистеев! — сказал он и с трудом перевел дыхание. — Ты, наверно, учишь ребят меня самозванцем называть? На здоровье, только глуповато ты делаешь, потому что самозванца Паньки нет. Начнется учебный год, так ты, девчонка, увидишь, сколько пятерок я тебе нащелкаю! — Пане не хватило воздуха, и он, шагнув к Гене, выкрикнул тонким, не своим голосом: — А если будешь еще меня мазать…
— Если буду, так что? — Гена побледнел, как всегда бледнел в боевые минуты. — Ах ты, ничтожный жулик, самозванец!
Тут уж Паня бросился на Гену, Гена бросился на Паню, но оба они как на стену налетели. Между ними встал Федя Полукрюков, будто припаянный к каменным плиткам крыльца. В холщовой блузе и высоких сапогах, он казался еще больше, чем обычно.
— Не мешай! — попробовал обойти его Гена. — Чего тебе нужно, Федька?
— А ничего! — Федя ловко захватил руки своего друга. — Ты драку здесь не заводи, влетит…
Раз-другой Гена попытался освободиться. Его лицо — лицо хорошенькой девочки — застыло, длинные ресницы закрыли глаза, а острые белые зубы крепко прикусили нижнюю губу. У Феди на покрасневшем лбу вспыхнула жилка, плечи высоко поднялись.
— Губу не прокуси, — посоветовал он Гене.
— Самозванца с какой-то стати защищаешь… Дай я его так проучу, чтобы всю жизнь помнил. Пусти!
— Остывай, остывай! — шутливо проговорил Федя. — Едем на речку копать песок для школьного сада. Купаться станем… Согласен?
— Нет… На тренировку нужно, — уже успокаиваясь, ответил Гена.
— Как хочешь… — Федя, еще не отпустив Гениных рук, сказал Пане: — Ты не связывайся. Иди, куда идешь, и не оглядывайся, орел.
— А ты не командуй!
— Уходи, пока цел! — крикнул Федя, и его глаза так блеснули, что Паня невольно отступил.
Прежде чем открыть школьную дверь, он оглянулся.
Федя и Гена уже шли через двор.
Ребята, бывшие свидетелями безрезультатной схватки Пестова с Фелистеевым, оживленно переговаривались. На их лицах Паня увидел восхищение: вот так парень этот Полукрюков! Даже братья Самохины опасались Гены Фелистеева, а новичок оказался несравненно сильнее его. И, пожалуй, удивительнее всего было то, что Гена подчинялся ему…
Мрачный, как туча, Паня отпер дверь краеведческого кабинета.
Большая комната на четвертом этаже, отведенная под кабинет, еще недавно была пустой, а теперь в ней появился полированный овальный стол, хорошие стулья с клеенчатыми сиденьями, витрины под красное дерево, шкаф со стеклянными полками… Все это было на совесть сделано мастерами деревообделочного комбината. Оставалось только разложить экспонаты, собрать стенды и повесить портреты.
Забот было много, и Паня отдался им, как бы убегая, хоронясь от своих неприятных мыслей. Часа три он отбирал образцы для коллекций — подарков украинским и белорусским школам, написал типовой каталог для этих коллекций и вдруг увидел, что его рука выводит на листочке бумаги одно ненавистное слово: «самозванец, самозванец, самозванец…»
«Врут они, нет самозванца!» — подумал он и разорвал бумажку на мелкие клочки.
— Пань, Панька, падай в обморок!
В кабинет ворвался Вадик, наклонился и бросил что-то на пол.
К ногам Пани подкатилось круглое, непонятное… Он наклонился, поднял и остолбенел: на ладони лежал слегка матовый шар величиной с мяч для игры в теннис. Он был золотой, и самая яркая золотника повисла в середине шара. Он был холодный и от этого казался особенно тяжелым, увесистым. А когда Паня внес его в солнечный луч, он стал как сгусток золотого света… Яблоко! Это было хрустальное яблоко, мастерски отшлифованное песками Потеряйки за тысячи лет. Как давно мечтал об этом диве Паня! Он упорно копался в песках Потеряйки, да все бесплодно. На его памяти количество хрустальных яблок в Железногорске не изменилось — их было два в городском музее. Теперь он держал в руках третье яблоко, и притом крупное, безупречно правильной формы.
— Где?.. Где ты взял?
— Федька нашел! Федька Полукрюков, глинокоп. Он с ребятами сегодня копал песок на реке… Ему на лопату сразу два яблока попались. Другое яблоко даже еще лучше — синее, аметистовое, для задаваки Женьки. А это тебе… и мне, Пань, да? Генка Фелистеев ему за это яблоко сразу давал на выбор три камня из своей коллекции, и я тоже три камня из нашей. А Федька дает мне яблоко и говорит: «Скажи Пестову, чтобы на меня не сердился». Ну, это дудки, правда, Пань? А яблоко теперь наше задаром… Ой, как здорово!
Вслед за Вадиком прибежали другие ребята. Каждому хотелось подержать яблоко, посмотреть его на свет, прокатить по столу.
Егорша отвел Паню в дальний угол кабинета.
— Есть дело, — сказал он, придерживая Паню за локоть и улыбаясь, как человек, который придумал что-то приятное для всех. — Мы с Полукрюковым песок копали и поговорили… Федя будет в нашем звене.
— Так что? — сделал безразличное лицо Паня.
— Как это «что»? — удивился Егорша. — Я же тебе говорю: он будет в нашем звене. Только ему не нравится, что наше звено недружное. Вы с Вадиком против Фелистеева…
— А Фелистеев с Полукрюковым против меня и Вадика! — подхватил Паня. — Он тебе это сказал?
— Так ты же сам виноват, Панёк! Ты же виноват, признайся! — стал уговаривать его Егорша. — Я знаю, как ты вчера в карьере опять своим батькой занесся, Федю обидел. А Федька — парень дружный, он согласен с тобой помириться и Гену с тобой помирить. Идет?
— Идет, да не доходит! И мириться с ним никогда не буду, мой сказ — всему делу отказ, — зарекся Паня, и его щекам стало жарко. — Ишь, какой хороший! Кличку такую прилепил, что меня вся школа просмеивает, а теперь лезет мириться, хрустальное яблоко дарит… Передай ему, если взялся между нами бегать, что мне подарков от него не нужно. Пускай берет за яблоко три любых камня из моей коллекции, а не хочет — не надо! Пусть яблоко своему Генке отдаст, плакать не буду.
— Не прыгай!.. Самозванца он тебе влепил по-снайперски! — в свою очередь, вскипел Егорша. — Будешь знать, как людей обижать. — Ты бы спасибо сказал, что после этого Федя согласен на мировую. Идем мириться! — И Егорша схватил Паню за локоть.
— Ты свою справедливость не показывай! — оттолкнул его Паня. — А если хочешь знать, так я самозванца на свой счет совсем не принимаю. Увидите еще, какой я самозванец! Откроете рты и закрыть забудете… И разговаривать больше нечего!
Заперев кабинет, Паня ушел, оставив яблоко в нижнем ящике шкафа, предназначенного для
