разница.
Джейк подпрыгнул, подтянулся на руках и свесился со столба над ухом компаньона.
— Огромная, — возразил он. — Как я себе в глаза смотреть буду?
— Это ты когда себе в глаза смотреть собрался? — вполголоса поинтересовался М.Р., складывая на груди руки и слегка кланяясь зрителям.
— Когда бреюсь, например.
— Дамы и господа! — крикнул Дюк. — Аплодисмент! Грянул аплодисмент.
— «Бреюсь»! — фыркнул Дюк. — Ты еще годика два спокойно можешь на это дело плюнуть. Пошел!
И Д.Э. пошел: открывать фонарное стекло и надевать на абажур панталоны.
Дамские панталоны имели один существенный недостаток: прорезь сзади. Джейк выкрутился, собрав их в кулак, закрутив и перемотав веревкой. Фонарная горелка шипела и воняла. Штаны надулись и немножко приподнялись вокруг абажура.
Фонарь имел теперь вид пикантный донельзя.
Д.Э. глянул сверху на счастливо смеющуюся толпу и полез в карман.
— Пишет что-то, — сказали внизу.
— Не пишет, рисует!
— Пустите, дайте посмотреть!
Писать приходилось урывками, с трудом, стараясь не давить на еле надувшийся муслин, обляпывая красными чернилами брюки (да что же за проклятие такое с этими штанами!) и покрасив палец в ужасающий кровавый цвет.
— Череп! — кричали снизу. — И кости! Угол Девятой и Империал-авеню!
— Леди и джентльмены! — слышно Джейка было отлично, лучше, чем директора цирка. — Позвольте сразу после представления пригласить вас посетить наш музей-аукцион! У нас вы найдете самые жуткие в стране сувениры, каждый из которых…
— Это не полет! — голос лилипута четко звучал даже отсюда. — Это пшик!
— В панталоны нужно пукнуть! — подумав, заявил первый клоун. — Как ты думаешь, Пим?
— Для того, чтобы пукнуть, Пом, — отозвался второй, — не надобно думать. Надобно совсем другое.
И он издал ужасно неприличный звук.
— Это разве пук? — разочарованным голосом сказал Пим. — Это ерунда. Я сейчас покажу тебе настоящий, превосходный, как полагается, пук!
Еще более громкий и неприличный звук сорвал аплодисмент. Аэростат между тем даже не собирался надуваться ни на дюйм более. Клоуны продолжали соревноваться в издавании звуков, толпа — веселиться, и все как-то очень напоминало фок-мачту этак с год назад. Только на этот раз выручать Д.Э. полез уже компаньон. Интересно, что же он будет делать?
— Спокойно, сэр, — в зубах у Дюка была сигарета. — Все будет хорошо. Главное, сэр, это…
С этими словами он подобрался поближе к аэростату.
Сигарета только немножко коснулась ткани. Из аэростата вырвалась струя горячего газа. Бабахнуло так, что у Д.Э. еще долго звенело потом в ушах. Мистер Мамулян, торопливо соскочивший с подножки экипажа, упал на мостовую, закрыв руками голову. Толпа опять разбегалась.
— …это кураж, — закончил фразу Дюк.
— Эй! — крикнул снизу полицейский. — Что там у вас?
— Недоразумение! — отозвались компаньоны. — Аэростат лопнул! Нечаянно! Жертв нет!
Жертва была: директор цирка лилипутов. Клоуны Пим и Пом торопливо сматывали канаты, окружавшие балаган. Дама в розовом держала лестницу, пока униформа снимали и скатывали вывеску. Какие-то еще метались туда-сюда, собирая вещи. Кто-то успокаивал лошадь. Ослы истошно ревели, им вторил чей-то ребенок, а издалека слышался звон пожарного колокола.
— Ну, и черт с ними, с клиентами, — сказал Дюк, — все равно ведь уже почти вечер.
Мистер Мамулян выпрямился.
— Леди и джентльмены! — тщетно старался он перекричать светопреставление. — Наши гастроли в Санта-Кларе окончены! Счастливо оставаться!
— Все-таки получилось, — сказали компаньоны.
— В участок, — сказал полицейский.
— Не надо в участок, — отозвался Джейк.
— Я не хотел! — добавил Дюк. — Потерял равновесие!
Глава двадцать пятая
Последствия
То, что это — полицейский участок, М.Р. понял с первого взгляда. Когда кругом кружевные домики в два этажа с подоконниками в цветах, чем еще может оказаться мрачное здание с гладкими кирпичными стенами?
— Может, обойдемся без суда? — Д.Э. оперся животом о деревянное заграждение.
Полицейский за потемневшим от старости письменным столом отрицательно покачал головой, и продолжал писать.
Его коллега, сидевший со сложенными на груди руками остался невозмутим, как портрет Вашингтона на стене. Пахло пылью, табаком и бродягами.
— Ну подумайте, сэр, на что это похоже: взорвались панталоны! — добавил Дюк, переминаясь с ноги на ногу.
Между Вашингтоном и Линкольном висело фотографическое изображение полиции Санта-Клары: два ряда бравых стражей закона с каменными лицами.
Первый полицейский встал и пошел с бумагами к отдельному столику, на котором стояла пишущая машинка.
— Это будет не суд, — подпел компаньону Джейк, — а цирк какой-то.
Но хлопнула дверь, привели недовольно оглядывавшегося Мамуляна, следом послышался надтреснутый визг лилипута, и стало понятно, что без суда обойтись не получится.
На штраф ушла, конечно, вся выручка, но очень скоро оказалось, что огорчаться нечему: несмотря на вечер, от посетителей не было отбоя.
Какой-то гад, правда, умудрился подсунуть фальшивый доллар, но Д.Э., не заметивший в суматохе обман, немедленно его продал: «Бережет от мошенников, если носить завернутым в носовой платок.»
Ужинали китайской лапшой из той самой лавки, где Д.Э. стащил табличку. Продавец был очень благодарен и долго кланялся: табличку честно сполоснули у питьевого фонтана, протерли тряпочкой — за новую сошла как миленькая!
— Все, больше не могу! — Джейк отодвинул картонную гофрированную тарелку. — Не надо было так жадничать.
— Кушай-кушай! — Дюк потянулся за добавкой, и честно отгреб ровно половину. — Ты у нас гений, тебе надо хорошо кушать!
Скромный мистер Саммерс аж уронил спичку, которой собрался прикуривать.
— Сам ты гений, — пробормотал он, зардевшись таким румянцем, что можно было подумать, что у него скарлатина.
Но мистер Маллоу говорил чистую правду, только правду и ничего, кроме правды. Из чувства справедливости.
— И я немножко, — честно признался он.
Д.Э. Саммерс фонтанировал идеями. Чугунные шишки от кровати, на которой знаменитый мексиканский бандит Эмилиано Сапата изнасиловал собственную сестру. Здоровенные ржавые гайки от
