— Нет, сэр, я вас никуда не пущу.
— Мисс Дэрроу, если вы не выпустите меня в дверь, я вылезу в окно.
— Я сейчас вызову 'Скорую помощь”.
— Не надо, я пошутил.
— Вам нельзя вставать.
— Мне необходимо это сделать.
— Сэр!
— Мисс Дэрроу!
— Потрогайте его лоб, мадам, — сказал Найтли. — Вы увидите, что он в полном порядке. Удивительно, что эта юная особа так резко…
— Она терпеть меня не может, — фыркнул Саммерс. — У нас это взаимно.
Мисс Дэрроу запуталась окончательно.
— Сэр! — вскричала она. — Так вы симулянт или нет?
— Да! — решительно подтвердил Д.Э. Саммерс.
— Он симулянт! — подтвердил профессор.
— Фу, как некрасиво.
— Ужасно. Я больше не буду, мисс Дэрроу, миленькая! А теперь дайте же мне возможность исправить дело!
— Но неужели вы собрались, — экономка чуть не плакала, — напиться?
— Это только так говорят, мисс Дэрроу, не бойтесь. Теперь вот что. Кто бы что у вас ни спросил — вы ничего не знаете. Мы не знаем, что могут предпринять люди Форда. Маллоу я скажу сам.
Экономка полезла в шкаф.
— Вы бы себя слышали, сэр! — оправдывалась она оттуда. — У вас был такой страшный бред! Вы рассказывали о себе такие вещи! Никогда больше так не делайте. Не будете? Саммерс в ужасе вспомнил, что чувствовал себя так паршиво и таким несчастным, что действительно пытался сказать экономке правду о том, кто он, что он и откуда. Из всего этого бессвязного потока чепухи бедная мисс Дэрроу поняла только про покойников, с которыми Д.Э. частенько имел дело в детстве.
— Не буду, — сказал он. — Не буду, мисс Дэрроу.
— Бодаться с Фордом — безнадежное дело, — тихо продолжал Найтли. — Двенадцать миллионов, мой мальчик. То же самое, что голыми руками драться с паровозом Тихоокеанской железнодорожной компании. Я провел анализ. Лак, который, с позволения сказать, разработала 'Форд Мотор' — мой лак. Генри Форд — вор.
Д.Э. молча смотрел в расстроенное лицо профессора.
— Почему вы не сказали об этом вчера?
— Вы стали бы горячиться, — пробормотал Найтли. — Зачем? Напиться — лучшее, что вы можете сделать. С удовольствием составлю вам компанию. Если, разумеется, вы не против.
Д.Э. лихорадочно одевался.
— Не против, — сказал он. — Более, чем не против. Надо было подумать об этом сразу. Профессор, помните, помните, вы показали мне тот бар в Детройте?
— Это который, мой мальчик? Мы с вами обошли, гм, довольно много заведений подобного рода.
— Тот, — Саммерс щелкнул помочами и схватил пиджак, — во дворе, под аркой, между аптекой и магазином “Пять и десять”. Недалеко от Бобьен-стрит. Едемте скорее.
— Подождите, но… — Найтли смущенно поправил монокль. — Вы хотите сказать: прямо сейчас?
Два письменных прибора. Два пресс-папье. 'Ремингтон'. 0138 вышел из бывшего своего кабинета, прижимая подбородком стопку бумаг. Сзади со стуком распахнулась дверь. 0138 вздрогнул, и из середины пачки рассыпались сигаретные карточки. Как назло, с раздевающимися девочками. Когда он нагнулся, бумаги разъехались и на пол шлепнулась пачка иллюстрированных журналов. За журналами вывалилась пепельница. За пазухой отчетливо звякнули спрятанные рюмки. Директор, стоявший тут же, полюбовался на это зрелище и вошел в офис. В свой офис.
— Что это? — послышался его голос. — Почему здесь плитка? Готовите? Я полагаю, можно не интересоваться, помните ли вы, что принимать пищу на рабочем месте запрещено!
Не успел 0138 что-либо ответить, как Клей сделал новое открытие:
— О, а вот это достойно фотографии! Чтобы мистер Форд получил полное представление, о том, как у вас ведутся дела! Кофейная машина Нейпера, господа, не угодно ли?
0138 торопливо сунул вещи на полку чулана, захлопнул дверь и бросился спасать аппарат. Вернувшись, он спрятал его в чулан, находившийся между кабинетами, и сел на табурет: на сочинение рекордов за год ушла вся ночь, а компаньоны не дошли еще даже до середины.
К обеду директор издал удовлетворенный вздох, вытер лоб и обозрел результаты собственного труда: он вбил в стену гвоздь. На гвозде красовалась табличка: “Не оставляйте служащим чаевых, их за это уволят!”. Клей не замечал взглядов механика, который вместе с чаевыми (очень неплохими чаевыми, которые оставляли ему акулы капитала) потерял также возможность присесть, пообедать на рабочем месте, и поговорить.
— Однако, у вас здесь красиво! — директор задрал голову и залюбовался багряными верхушками дубов с последней листвой. — И так недорого получилось!
Он с удовольствием прошелся вокруг. От него пахло помадой для волос и лимонадным одеколоном.
— Всегда мечтал иметь домик с садиком. Знаете, я ведь очень люблю возиться в саду. Никакого сравнения с городом. Такой покой, такая тишина! А какие здесь озера — так бы всю жизнь и прожил!
Дальше было про то, что и жена в восторге, и дочек — их у директора оказалось две, пяти и двенадцати лет, — вчера еле уложили, так дети радовались. Директор продолжал распинаться, а 0138, зафордизировавшийся до самого позвоночного столба, продолжал работу.
— Я ведь делаю все это не со зла, вы поймите! — тон Клея звучал дружески. — Вы молоды, дела вести еще не умеете, у вас все впереди.
0138 молча писал рекорды.
Д.Э. явился только на следующий день к обеду — бледный, помятый, с красными глазами и в перекошенном галстуке.
— Вот уж не ожидал от вас, — усмехнулся 0138.
Саммерс промычал невнятно и прошел в гараж. Там он нагнулся над умывальником и вылил себе на голову кувшин холодной воды.
— Гони в аптеку, — он осторожно вытирал мокрые волосы вафельным полотенцем, — спроси что- нибудь от головы.
— Дуй домой, пока эта сволочь не видит, — отозвался Маллоу, — спросишь от головы у мисс Дэрроу. И сожри обед. Полностью. Первое, второе и третье.
— Я же не могу! — ужаснулся Джейк. — Даже думать о еде не могу!
— А я, между прочим, не спрашиваю. Все, шевелись.
Он отвернулся, но Саммерс поймал компаньона за рукав.
— Слушай, я обошел все бары вокруг 'Форд Мотор”. На Клея ничего нет. Но есть немного о Форде. Может быть, это нам пригодится.
М.Р. Маллоу подумал. Ехать вместе было нельзя — он знал это. Нервная горячка тоже была настоящей, никакого хинина Джейк даже не видел, трясло его еще с вечера, а признавать нервную горячку он отказывался. Ну, и кому-кому, а уж компаньону было хорошо известно, что для Д.Э. Саммерса собственное дело. 'Никто и никогда не будет говорить нам, что делать и чего не делать!” — любил говорить он. Можете себе представить. Но вот чтобы не позвонить, не оставить никакой записки и прошляться сутки, не давая о себе знать — ну, знаете…
— Ну, и что это? — не очень охотно спросил М.Р. Маллоу.
— Любит птиц. Очень, говорят, любит птиц. Пишет о них книгу. Они там, на заводе, кормят зимой синичек.
Маллоу потер веко — у него дергался глаз. Он сунул руки в карманы.
