— Лидия, вы боитесь меня? Дорогая моя, не бойтесь, я ведь так люблю вас, никогда в жизни я не сделаю ничего против вашей воли.
— Спасибо, я доверяю вам, — Лидия растерялась и не знала, что добавить.
Лошадь резво бежала по заснеженной улице, потом свернула на набережную Каменного острова мимо дач в садах, заваленных снегом. Начинало темнеть. Лидия согрелась, было очень уютно сидеть в его объятьях. Под ее рукой глухо и часто билось его сердце. Лидия опять подняла глаза на его лицо. Его глаза были закрыты, губы чуть улыбались.
— Лидия, вы выйдете за меня замуж? — спросил он внезапно, словно увидел, что она смотрит на него, — не отвечайте «нет», не говорите ничего, дайте мне помечтать. Я впервые увидел вас на сцене. Вы сидели в кресле, изображая спящую девушку. Ресницы бросали длинные тени на щеки, нежная улыбка чуть тронула губы… Вы так натурально это изображали — сон, легкое пробуждение — и вдруг вспорхнули и закружились по сцене. Мне захотелось всю жизнь смотреть на вас, на эту улыбку, такую нежную и многозначительную. Я подумал, что если вы когда-нибудь посмотрите на меня с такой любовью, как на своего партнера, изображающего душу цветка, тогда как это вы были цветком, — я подумал, что умру от счастья. И вдруг эта встреча в Монте-Карло. Лидия, я люблю вас! Я люблю ваши глаза, такие яркие и светящиеся, как янтарь, я люблю вашу улыбку, когда щеки приподнимаются холмиками, и я люблю, когда вы грустны и задумчивы. Вы так часто задумчивы. Мне хочется развеять вашу грусть, чтобы вы всегда улыбались и были счастливы.
Лидия слушает, как загипнотизированная, и улыбается слегка. Его слова так поэтичны и так искренни, что она хочет в ответ сказать тоже что-нибудь очень хорошее человеку, который разглядел в ней эту печаль и решил сделать счастливой.
— Спасибо вам, Сергей Ильич, вы замечательный!
— Вы не могли бы звать меня Сергеем?
— Хорошо, Сергей.
— В ваших устах это звучит так нежно. Дайте мне еще помечтать! В Рождество я просил Богородицу сделать меня счастливым и внушить вам, что вы можете принять мою любовь. Я даже не просил, чтобы вы меня любили — это было бы уже сверх моих представлений о счастье. Я прошу вас, не отказывайте мне сразу. Я хочу хоть какое-то время жить с надеждой, что вы, возможно, полюбите меня. Мне был знак, что девятьсот четырнадцатый год будет самым счастливым для меня.
— Я не буду отвечать вам, не потому, что хочу отказать сразу, но выполняю вашу просьбу, а потому, что должна разобраться в себе. Но я очень благодарна вам, и вы мне очень нравитесь, и я вас уважаю, и… я не знаю, что еще сказать. Сергей, я растеряна. Я не знаю, люблю ли я вас. Не торопите меня. Но мне хорошо сейчас.
Гурский крепче прижал Лидию к себе и дальше они ехали в восхитительной близости. Лидии нравилось сидеть так, прижавшись к нему, чувствуя теплое пожатие его руки. Их частое дыхание поднималось облачками пара. Когда они подъехали к дому, Гурский поцеловал Лидии руку.
— Я буду ждать и надеяться, хотя бы всю жизнь пришлось потратить на это. Знаете ли вы, что мы скоро расстаемся надолго? Вы будете еще на гастролях, когда я уеду в Монте-Карло с Великим Князем, потом в Лондон и только в июле вернусь в Петербург. Могу я чаще навещать вас до вашего отъезда?
— Да, конечно, Сергей Ильич.
— Просто Сергей!
— Я еще не привыкла. Простите, Сергей.
Лидия все время вспоминала этот вечер и думала, что за чувство она испытывала к Гурскому? Любовь ли это ощущение покоя и нежности к мужчине, который так чудесно признался в своей любви? Он ей очень нравился, но настолько ли, чтобы без усилия представить себя с ним в такой же сцене, как недавно она представляла себя с Андреем? Может ли она позволить ему поцеловать себя так, как целовал ее Мишель, так страстно и призывно, после чего она таяла в его руках, жаждая только его ласк? Я не могу представить это — думала она в отчаянии, то ли оттого, что плохо знаю еще Сергея, то ли оттого, что с ним это невозможно для меня. Лидия, не замечая, противоречила сама себе, так как Андрея она видела, в общей сложности, не больше двух дней и познакомилась с ними почти одновременно, но ей казалось, что Андрея она знает целую вечность.
Гурский приходил почти каждый день. Смотрел он на нее нежно, а впрочем, как всегда. Так же ходили они на каток, пока ранняя оттепель не растопила лед, но держал он ее за руку, или обнимал, вальсируя, как-то по-особому, так, что она чувствовала его руку. Вообще она стала замечать, как в нем вспыхивает иногда желание выплеснуть свои чувства в поцелуе или объятьях и как он сдерживает себя. Она восхищалась этим.
Ответ на свое письмо от Андрея она получила с первой же почтой. «Лидия, я умоляю вас, — писал он, — не торопитесь говорить «да». Я в отчаянии, что так далеко от вас и не могу поговорить так, как хочу. Прошу вас, отложите решение до нашей встречи. Хочу только сказать, что если бы вы полюбили, вам не пришлось спрашивать об этом у меня, ваше сердце сказало бы это сразу. Если же вы решили это единственно потому, что «доверяете ему и не боитесь», так вспомните, что это же вы говорили мне и притом значительно раньше. Я считаю дни до вашего приезда.»
Перед самым ее отъездом Гурский пришел к ней проститься, так как в день ее отъезда должен был сопровождать Великого Князя на дипломатический прием. Он долго молча смотрел на Лидию, пока она разбирала целый ворох тюльпанов и гиацинтов и расставляла их в вазы. Комната сразу наполнилась нежным запахом цветов. Расставание было грустным.
— Лидия, вы мне ничего не скажете на прощание, чтобы эти четыре месяца не показались мне четырьмя годами? — спросил Гурский, целуя ее руку.
— Вы обещали не торопить меня, Сергей, но чтобы ожидание показалось вам не таким долгим, вы можете поцеловать меня.
Лидия доверчиво протянула ему руки, он наклонился к ней, так, что она увидела близко его глаза, и дотронулся губами до ее губ, а потом крепко поцеловал. Лидия изумилась тому спокойствию, которое сохранила при этом. Гурский же сиял от счастья и целовал ее руки со страстью, которую не допустил перед этим.
— Лидия, — шептал он, — я люблю вас, сделайте меня счастливым и решитесь сказать «да». Вы не пожалеете, я буду боготворить вас всю мою жизнь.
— Прощайте, Сергей. Я обещаю, что буду думать о вашем предложении со всей серьезностью. — Лидия провела рукой по волосам его склоненной головы и испытала наконец теплую волну нежности к этому человеку, которого, возможно, выберет в мужья. Она наклонилась и поцеловала его в лоб. Это была ласка, которую она впервые в жизни сама дарила мужчине.
Весь вагон «Норд-Экспресса» заполнен был танцорами Дягилевской труппы. Разговоры, смех, сплетни, шутки не смолкали до вечера. В Варшаве, составив веселую компанию, все пошли обедать и гулять по городу. Лидия пошла со всеми, хотя Мишель предлагал поехать с ним смотреть какие-то новые достопримечательности. Лидия не знала, как остудить его порыв опять завладеть ею безраздельно. В Петербурге он исподлобья смотрел, как Гурский встречает ее у подъезда театра и увозит прежде, чем он успевал предложить проводить ее домой. Мишель видел, что теряет окончательно возможность завоевать Лидию, и выходил из себя. Он стал резок, почти груб с Лидией и все удивлялись этой перемене, зная, что он ухаживал за ней еще с училища. Бродя по Варшаве в толпе подруг по театру и нескольких танцовщиков, Лидия была задумчива, вспоминая прошлогоднюю прогулку вдвоем с Андреем. Ей вдруг безумно захотелось увидеть его. Она почти не спала ночь, думая о встрече и о том, что они должны сказать друг другу.
Наконец, поезд подошел к берлинскому вокзалу. Лидия смотрела на перрон, ища глазами среди носильщиков и праздной публики, встречающей экспресс, фигуру Андрея, но не видела его и лицо ее вытягивалось от разочарования. Когда подруги позвали ее с собой пообедать в ресторане, потому что поезд стоял всего два часа и нужно было торопиться, она чуть не плача отказалась. Лидия села в купе, сняв шляпу и не раздеваясь, и уставилась невидящим взглядом в зеркало напротив. Мимо прошел проводник с каким-то господином, который искал свободное место ехать до Парижа. Они остановились у двери и господин спросил, нет ли свободного места в этом купе. Лидия подняла голову, привлеченная его голосом и радостно вскрикнула. Андрей с саквояжем в руке стоял в дверях и слушал уверения проводника, что в этом купе едут две дамы и мест свободных нет, а вот рядом свободно целое купе до Парижа. Андрей сказал ему,
