Вдоль вывороченных рельсов и шпал горели вагоны, а специальная команда расширяла кирками и лопатами воронки, куда торопливо несли на шинелях погибших. Их было много, может, сто, а может, двести. Могилы не успели закопать, когда привезли ячменную кашу с подсолнечным маслом и срочно кормили людей. На телегах, запряженных верблюдами, увозили в ближайший госпиталь раненых. Наверное, были и автомашины, и повозки с лошадьми, но Костя запомнил медленно идущих вереницей верблюдов, которых вели под уздцы местные жители — казахи.
Вода в колодцах была солоноватая, не лезла в горло. Но другой не было, приходилось пить ее. Потом был долгий пеший переход почти без остановок до поселка Красная Слобода, откуда начинался путь на Сталинград.
Их все время подгоняли. И в пешем переходе, и когда кормили перловкой с бараниной перед посадкой на корабли. И по сходням поднимались бегом, не успев скрутить цигарки.
А потом понтон швыряло на волнах, едва не переворачивая набок. Костя Чурюмов не ожидал, что взрывы в воде, даже отдаленные, бьют в борт с такой силой, что немеют и перестают шевелиться ноги, а в ушах не смолкает гул.
И вот она, первая атака в первую же ночь пребывания на передовой. Костя даже не успел удивиться, что почти весь Сталинград занят немцами, а позиция его батальона находится в двухстах шагах от Волги. Инструктируя перед атакой командиров, комбат Логунов рубил ладонью прокуренный воздух блиндажа, и фразы его были такими же рублеными и короткими.
— Атака без остановки. Остановка — гибель. В спины бьют насмерть. Только вперед и сразу в штыки. Ясно? Вот так и действуйте.
Ротный Палеха говорил другое:
— Не лезь в лоб. Одного пулемета хватит, чтобы весь твой взвод в грязи утопить. Не видел еще, какие у них пулеметы?
— Нет, — шмыгал простуженным носом девятнадцатилетний комвзвода Чурюмов.
— Утром увидишь.
— Если доживем, — вставил кто-то из сержантов.
— Дураком не будешь — доживешь, — веско заметил старший лейтенант Палеха.
Командир второго взвода Иван Шабанов по своей привычке молчал и неторопливо тер промасленной тряпкой патроны, а затем аккуратно вставлял их в магазин ТТ. Автомат, начищенный и готовый к бою, стоял у его ног. В роте Палехи это был единственный взводный, кто сумел продержаться почти месяц в простреливаемых насквозь траншеях. Раза два Шабанова легко ранили и контузили, он провел несколько дней в полковой санчасти и снова возвращался в роту.
— Ну что, выбьем фрицев, Ваня? — спросил Палеха.
Пустой никчемный вопрос. Неизвестно, сколько их там и как все повернется. Просто Палехе хотелось услышать голос взводного, который пришел таким же растерянным мальчишкой, как Костя Чурюмов, пережил почти всех своих бойцов и друзей и за время совещания не произнес ни слова.
— Погода подходящая, — только и сказал Шабанов. — Если сами не заплутаемся, должно нормально получиться.
Наверное, Костя Чурюмов вел себя по-дурацки и бежал, сам не зная куда. Лишь бы быстрее преодолеть линию огня. Когда подбежал к каменным столбам забора (деревянные плашки давно пошли на дрова), вместе с ним оставалось человек пятнадцать, включая подмогу из девятой роты, двух саперов и Андрея Ермакова.
Первый взвод, которым командовал сам Палеха, затерялся в темноте. В той стороне, куда они бежали, раздавались взрывы, трещали пулеметные и автоматные очереди. Судя по всему, Палехе, Шабанову и всем его бойцам приходилось туго.
Новичкам везет. Чурюмов ворвался первым в полуразбитый барак, выбив оттуда немецкое отделение. Четыре трупа в серо-голубых шинелях лежали возле окон и проломов в стене, откуда вели огонь. Здесь они и остались, застреленные в упор или заколотые штыками.
Младший лейтенант осмотрел несколько комнат с выбитыми перегородками, где им предстояло закрепляться, выглянул в окно, рискуя получить из рассветной полутьмы пулю.
Кажется, здесь можно было оборудовать неплохой опорный узел. Толстые стены разбитого барака были сложены из крепкого красного кирпича. Легкие снаряды его не брали. Неподалеку находился такой же кирпичный склад или сарай. Тополя, вязы и немного фруктовых деревьев, хоть и побитые осколками, а некоторые с переломанными стволами, представляли тоже неплохое укрытие, особенно если вырыть под ними окопы. В стороне торчала сторожка с выбитой дверью, валялись разбросанные взрывами шпалы и прочее железнодорожное хозяйство. Одноколейная ветка соединяла когда-то между собой грузовые волжские причалы.
Барак и пристройки находились на нейтральной полосе. У наших не хватало людей, чтобы организовать здесь узел обороны, а немцы выше по склону заняли частично разваленный трехэтажный дом и до поры спускаться вниз не торопились. Возможно, тоже не хватало людей. Сейчас люди нашлись. И с той, и с другой стороны. Одинокий полуразваленный барак стал срочно необходим, и за него завязался бой.
Наступила временная передышка. Внесли троих тяжело раненных, их торопливо перевязывала Зоя Кузнецова. Те, кто получили легкие ранения, перевязывали друг друга сами. Сержант, помощник Чурюмова доложил, что четверо бойцов погибли. В такой атаке это были сравнительно небольшие потери. Сыграла свою роль неожиданность, да и немцев было, судя по всему, немного.
Достались три трофейных автомата, один из которых передали Чурюмову. Боец из девятой роты, имевший такой же, объяснил, как пользоваться.
— Удобный для ближнего боя, только с патронами туго, — говорил он, вытаскивая длинный, наполовину опустошенный магазин. — Из него лучше короткими очередями стрелять, иначе ствол подкидывает.
Подошла Зоя Кузнецова и сказала, что двоих тяжело раненных надо срочно эвакуировать.
— Почему не всех троих? — машинально спросил Костя.
— Третий доходит. Дай бог, если час проживет, две пули в лицо попали.
Вместе с ранеными отправили в санчасть четверых сопровождающих, и барак заметно опустел. Просились в тыл легко раненные, но Чурюмов по совету Зои отпустил только одного.
— У остальных царапины, — прикуривая самокрутку, уверенно сказала Зоя. — Воевать смогут.
Андрей со снайперской винтовкой стоял у окна, вслушивался в треск выстрелов. С другой стороны барака вел бой первый взвод во главе с Палехой. Увидел, как из окна высунулась голова в немецкой каске, выстрелил, но в спешке промазал.
— Слушай, лейтенант, — подошел он к Чурюмову. — Мы фрицам врезали, но не жди, что они отсиживаться будут. Полезут обязательно, надо их опередить. И послать кого-то выяснить, что там с Палехой и первым взводом.
Чурюмов, решительный, хоть и не слишком опытный командир, приказал проверить оружие и приготовить гранаты.
— Мы уже свое получили, — отозвался рослый боец в шапке с опущенными клапанами, плотно закутанный в шинель. — Ротный со вторым лейтенантом залегли где-то и ждут, пока мы все сделаем. Почему сами не наступают?
— Грошевой, приведи себя в порядок, — вскипел Чурюмов. — Мороза, кажется, нет, а ты клапаны опустил? Не слышно ведь ничего.
— Там хуже, чем мороз — дождь со снегом всю ночь хлещет. Сухого клочка не осталось.
— А куда подсумок с ремнем делся?
— В рукопашной схватке утерял, — явно заводил молодого взводного здоровяк Грошевой.
— Ты еще рукопашки не нюхал, — хмуро проговорил Андрей. — На своей шкуре испытаешь — по- другому заговоришь. Расселся, как баба, враскорячку, в шинель завернулся — все дела закончены.
Андрей в это время переодевался. Сбросил промокшую насквозь шинель, остался в телогрейке, перебрал патроны, протер их тряпкой. Рядом с ним сидела Зоя Кузнецова.
— Вот и идите, пуляйте по фрицам, — напутствовал его здоровяк. — А мы свое дело сделали.
