следующую связь выходим через час тридцать. Ждем от вас ответа. С горячими приветами. Начальник станции «Мирный» Виноградов. Передал радист Саенко».
К этой радиограмме было еще короткое добавление: «Андрей! Очень ждем тебя! Приезжай! Обнимаю. Юрий Саенко».
Абу, прочитав приписку, задумчиво улыбнулся:
— Это мой старый друг. Вместе высаживались в Антарктиде двадцать лет назад.
Наступила тишина. Для всех предложение Виноградова было неожиданным. Антарктида на другом конце света. Добраться туда не просто. К тому же у каждого свои планы на ближайшее будущее. Как это все бросить — и на шестой континент!
И все-таки мы решили поступить именно так: все бросить и отправиться в далекое плавание к южным широтам. Не колебались, не раздумывали мучительно. Решили сразу. Абу, снова прочитав текст радиограммы, взглянул на Лену, потом на меня, по привычке склонил голову и тихо сказал:
— Что касается меня — я «за»! Но вы знайте, друзья, путешествие трудное, полное опасностей, суровых испытаний, и каждый из вас должен решить честно, способен ли их выдержать.
— Я постараюсь… — сказала Лена. И сама себя поправила, уже более решительно подтвердила: — Выдержу! В дороге пищать не буду. Даю слово!
— Тоже даю слово. Не струшу! — заявил я.
Заявил слишком торжественно. Даже самому неудобно стало. Но говорил честно: в Антарктиду мне хотелось. Это же великая удача — попасть на континент, который называют континентом мужественных и стойких. Не много людей побывало на нем. И оказаться в их числе — уже честь.
Мы взглянули на Джона. Ему решить было труднее всего. Из Африки прямиком… в Антарктиду! Не на радиоволне, а на яхте! Бросить школу на какое-то время, семью. К тому же не так просто жителю тропиков свыкнуться со льдами Антарктиды.
— Учитель, вы будете первым нигерийцем, а может быть, и первым африканцем, который окажется в Антарктиде, — вдруг тихо произнес Дауд.
— А как вы здесь останетесь без меня? — спросил Джон. — Не подведете?
Дауд вскинул руки, словно призывал небеса в свидетели:
— Конечно, не подведем!
Джон удовлетворенно кивнул и широко улыбнулся:
— Тогда решено: я еду!
Ну, а все остальное было уже проще. Договорились, что завтра же отправляемся в Лагос. Джон получит там заграничный паспорт для выезда, потом пойдем по магазинам покупать теплые вещи, если их можно достать в магазинах тропической страны.
Прошли условленные полтора часа после первой сегодняшней связи с Мирным, и вот Дауд уже выстукивает своим ключом:
«Предложение принимаем. Курс держим на Антарктиду».
Нас приветствуют пингвины
Не зря предупреждал Абу, что путешествие к ледяному континенту будет трудным и опасным. Мы были готовы ко всяким испытаниям, но, должно быть, по-настоящему и не представляли, что это значит — пробираться к берегам Антарктиды на крошечной парусной яхте.
Миновав экваториальную штилевую зону, «Мечта» устремилась на юг. Никаких земель уже не было, впереди — один океан. Дули сильные ветры, навстречу яхте вздымались большие волны. Мы страдали от качки, особенно Джон. Ведь это было его первое большое морское путешествие. Но держался он молодцом. По натуре Джон человек веселый и жизнерадостный, любит пошутить. И все невзгоды этого путешествия умел облегчать шуткой. Во время качки главное правило: не поддаваться отчаянью. К морской болезни привыкнуть нельзя, но заставить себя не поддаваться ей, не замечать — можно. И в этот момент добрая шутка — спасение.
Чем дальше к югу пробиралась «Мечта», тем океан становился все более суровым. Когда подошли к южной оконечности Африки и благополучно обогнули мыс Доброй Надежды, вздохнули с облегчением. Ведь лоция утверждает, что в это время года здесь обычно дуют штормовые ветры, превышающие восемь баллов!
Мы вышли в Индийский океан, самый бурный из всех океанов. Теперь нас ожидали главные испытания — курс держали в самые тяжелые широты. Предстояло помериться силами с «ревущими сороковыми», с «бешеными пятидесятыми», с «неистовыми шестидесятыми» широтами. Эти грозные прозвища говорят сами за себя.
И вот когда «Мечта» достигла пятидесятых градусов южной широты, океан преподнес первый неприятный сюрприз. Нам всегда казалось, что наша яхта полностью герметична. Однако сейчас в ее помещениях даже воздух пропитан влагой. Мы натянули: на себя все шерстяные вещи, которые были с нами, и все-таки постоянно мерзли. Особенно страдал от холода Джон. «Мне кажется, что меня, как сардельку, поместили в холодильник и забыли, что я существую», — грустно шутил он. Температура с каждым днем падала, такелаж обледенел. Временами налетал шквал, и над вершинами волн проносились тучи снега, смешанного с белой морской пеной.
Но самое трудное было впереди. Над океаном часами висел густой туман, и курс прокладывать приходилось почти вслепую. И вот однажды мы увидели, что барометр резко упал. Шел шторм. Как и в Атлантике, мы стали к нему готовиться заранее. Но здесь, в южных широтах, шторм грозил куда большей бедой, здесь ветры сильнее, беспощаднее, пронизаны ледяным дыханием недалекой Антарктиды.
И вот шторм разразился. Ветер гнал по морю целые водяные горы, которые обрушивались на «Мечту» со злобным остервенением. Иногда казалось, мы уходим на дно, потому что в иллюминаторы не было ничего видно, кроме серо-зеленых потоков воды. К вечеру ветер достиг почти самолетной скорости. Даже в наглухо задраенной рубке, разговаривая друг с другом, приходилось кричать, чтобы пересилить рев шторма. Был момент, когда накатившийся гигантский вал развернул яхту бортом к волне, а следующий, еще более громадный, повалил набок. Мы с ужасом ожидали: успеет ли «Мечта» выровняться, пока не налетел следующий вал? Но тяжелый киль вернул яхту в вертикальное положение, и мы облегченно вздохнули. «Мечта» снова упрямо встала носом к волне.
Два дня продолжался шторм. Мы выдержали единоборство с океаном, но «Мечту» наш свирепый противник потрепал изрядно. Штормовой парус не справился со шквальным ветром, лопнул, мачта дала трещину, сорвало крышку одного из люков, и во внутренние помещения судна хлынули потоки воды. Несколько часов пришлось повозиться, чтобы привести люк в порядок и откачать помпой проникшую в каюту воду. В помещениях яхты побилось немало стеклянных предметов, да и мы сами были в синяках и шишках. Ведь швыряло нас, как горошины в погремушке.
Дальнейшее плавание проходило без особых серьезных происшествий. Море оставалось по-прежнему бурным, не прекращались шквалы, мы по-прежнему страдали от холода и сырости, приходилось постоянно быть начеку, чтобы не наскочить на белую громаду айсберга, который мог внезапно появиться в тумане.
Наконец после долгих дней плавания мы увидели впереди поля битого льда и на них первую колонию пингвинов. Пингвины радостно заверещали, будто давно ждали нас, ныряли в воду и долго сопровождали яхту, словно почетный эскорт.
Однажды нам пришлось сбавить ход, чтобы обойти большую льдину. Мы с Леной стояли у борта и внимательно смотрели за тем, чтобы яхта не наскочила на плавающие куски льда. Вдруг Лена закричала:
— Смотри! Что это такое?
Я взглянул туда, куда она показывала, и увидел, что возле льдины покачивается на волне зеленая пузатая бутылка. В другом месте на это не обратили бы внимания — много всякого мусора плавает в океане.
