Радисты нас встречают радостно. Начальник радиостанции Владимир Андреевич Саенко не знает, куда усадить своего давнего друга Андрея Борисовича Утехина — Абу. Еще бы! Были вместе в первой экспедиции, высаживались с судна, на котором работал Абу, на хрупкий припайный лед, жизнью рисковали при разгрузке, устанавливали впервые радиосвязь Антарктиды с Москвой. Словом, есть что вспомнить. Ведь прошло-то двадцать лет!
Конечно, не остался без внимания и Джон Адеде: ведь тоже друг, правда недавний, так сказать, заочный — по радио. Но радисты Мирного уже многое знают и о Джоне, и о его учениках, и о Нигерии. Сколько раз перестукивались между собой ключом Морзе, посылая друг другу вести через моря и океаны. И вот наконец встретились!
На радиостанции по этому поводу еще одно торжество. Улыбающийся Джон с важным видом протягивает Саенко радиокарточку, подтверждающую, что коротковолновики Мирного действительно установили прямую связь с Нигерией. В ответ получает такую же карточку от Саенко. А вместе с ней цветные фотографии Мирного и в качестве сувениров кусок камня из Антарктиды, большое, размером с маленькую дыню, яйцо пингвина и значок советского полярника. Теперь на выставке школьной радиостанции в Монго появятся свидетельства необычной дружбы людей, живущих в одном из самых холодных и в одном из самых жарких мест мира, — советских полярников и нигерийских школьников.
Стучат аппараты, подмигивают красными глазками радиолампы. Саенко сам вертит ручками настройки — ищет Монго. Не такое простое дело. В наушниках попискивают сигналы тысяч радиостанций со всех концов мира. Попробуй-ка отыщи нужный тебе писк! И все-таки чуткое ухо радиста в этой свистопляске ловит наконец нужное.
— Школа в городе Монго нас слушает, — улыбаясь, говорит Саенко и глядит на Джона, который от волнения даже слова произнести не может.
Сейчас первый африканец пошлет свой первый привет из Антарктиды в родную Африку!
Джон кладет на стол перед Саенко текст радиограммы. Я представляю себе учеников Джона, которые сейчас склонят свои темные головы над радиограммой своего учителя. Окна раскрыты, и слышно, как под порывами ветра сухо шелестят огромными листьями пальмы.
А у нас тоже ветер, он посвистывает в проводах радиоантенны, и этот свист слышен даже через двойные стекла окон. У радистов на лицах все сильнее проступает тревога.
— Ураган идет. Скоро закрутит! — сокрушенно говорит Саенко.
Нам советуют отправиться домой. Никто не знает, сколько будет продолжаться непогода. Штормовать может неделю. Саенко вызывается сопровождать нас до дома.
Удивительно! Совсем недавно ярко светило солнце, а сейчас все утонуло в белой мгле. Мы выходим на улицу и тут же сгибаемся под напором ветра. Ветер такой тугой, такой ощутимый, что, кажется, можно потрогать его мускулы. Он почти валит с ног, сечет лицо сухой снежной крупой, его дыхание обжигает холодом. Вот теперь мы понимаем, что такое Антарктида!
Саенко, пересиливая ветер, кричит:
— Это еще только цветочки! Ягодки впереди.
Так пришел в Мирный ураган.
Над поселком бесновались, неистовствовали в адской пляске белые ведьмы. Они колючим снегом захлестывали наши глаза, раздували наши легкие, как воздушные шарики, сбивали с ног, заставляя ползти на четвереньках. Они утопили все вокруг в белой мгле, и для каждого из нас видимый мир кончался на расстоянии вытянутой руки. Даже мощный корабельный фонарь над лазом, ведущим в кают-компанию, светился, как затухающая головешка, и никого не способен выручить из беды. В такую пургу на японской полярной станции «Сева» однажды вышел человек из своей палатки, чтобы перейти в соседнюю, которая находилась в нескольких шагах в стороне, и исчез навсегда. Как хорошо, что Саенко пошел нас провожать! А то, пожалуй, и заблудились бы! Хотя Абу человек опытный, но уже много лет не бывал в Антарктиде.
И вот наконец с трудом открыв дверь лаза, спускаемся в наш уютный дом. Он погребен под трехметровым слоем крепко спрессованного снега, и никакой ураган не сдвинет его с места.
Мы сидим в комнате, слушаем, как завывает ветер в вентиляционной трубе. Джон смотрит на ручные часы и нарочито невозмутимо говорит:
— Через полчаса, как обычно, к нашей школе подойдет старик мороженщик. У него мороженое очень вкусное и очень холодное. Одно удовольствие отведать в жаркий день.
Лена сидит за столом напротив Джона. Слушая его, она задумчиво улыбается, водит попавшимся под руку карандашом по старой газете, оказавшейся на столе. Я уже изучил Лену. Наверное, пурга произвела на нее сильное впечатление и сейчас она соображает, как бы изобразить пургу на бумаге. Абу в углу комнаты о чем-то разговаривает с Расселом Бергом, молодым, высоченного роста австралийцем. Он вместе с японским ученым Ватанаба два дня назад прилетел с австралийской полярной базы Моусон в Мирный на открытие монумента памяти погибшим. Берг с Ватанаба занимают соседнюю с нами комнату. Кроме них, в доме еще шесть мирян — это ученые и механики, обслуживающие вездеходы.
Одиннадцать вечера. По радио в который раз передают: «Из домов поодиночке не выходить. Комендантам проверить наличие людей!»
Нашего коменданта, оказывается, нет в доме. Начинаем беспокоиться. Куда мог запропасть Василий Кононов, маленький суетливый человек, лучший механик экспедиции? Утром он встретил нас в доме, как родных, помог поудобнее устроиться, сам лично обставлял маленькую комнатку — специально для Лены. Поглядывая на Лену, вздыхал: «У меня дочка такая. В Ленинграде».
То и дело звонит телефон, и разные голоса спрашивают: «Не вернулся?»
Наконец приходит весть, что Кононов с двумя авиационными механиками уехал на аэродром. Нужно было выручать из беды самолеты иностранных гостей, прилетевших в Мирный. Ураган страшен даже тяжелым самолетам. Если не прикрепить к ним на тросах трактора в качестве якорей, если не закрепить их винты — покалечутся машины. Однажды в Мирном во время урагана сам собой взлетел с аэродрома самолет и «приземлился» за ледяным барьером берега на припайном льду.
Трое уехали на аэродром и не вернулись. Прошел час, второй, третий… Миряне-то знают, что значит не вернуться в такую пургу.
Тревога растет. Где могли заблудиться механики? Люди опытные, знают, что в такую погоду самое главное — никуда не двигаться. Где застала пурга — там и оставайся.
— Наверняка они сейчас сидят или в самолете, или в вездеходе! — неуверенно замечает кто-то.
— А если решились ехать? Ведь пурга-то может неделю свирепствовать!
Все молчат. Должно быть, думают сейчас об одном и том же. Сразу за аэродромом — барьер, крутой обрыв над океаном. Даже в солнечный день подходить к краю обрыва опасно. Неверный шаг — и понесет тебя по скользкому насту вниз. С другой стороны аэродрома не менее опасный район. Здесь под тонкими снежными мостами прячутся бездны ледниковых трещин. Они устрашающей глубины — до ста и больше метров, как говорят миряне, «до конца географии». Сердце холодеет, когда заглянешь в такую пропасть.
— А вдруг все-таки вздумали вернуться?
— Надо искать.
Это уже приказ. В нашем доме формируется спасательный отряд. Желающих много, но Лебедев, главный инженер поселка и руководитель отряда, отбирает только самых опытных. Идут Лебедев, Саенко, двое молодых ученых. Нашего Абу тоже взяли. Не могли отказать и Расселу Бергу — он в Антарктиде человек бывалый. Все собираются быстро, без суеты, по их сосредоточенным лицам видно, что они хорошо себе представляют, куда идут. Я им завидую! Вот когда надо по-настоящему проявить мужскую стойкость и бесстрашие. Я подхожу к Абу и пытаюсь осторожными словами подвести его к мысли, что в отряде я бы тоже мог пригодиться. Но Абу только качает головой, даже не считая нужным мне что-то объяснить. Понятно, я для них всего-навсего — подросток! Всерьез не принимают.
Так лее наотрез отказывают и Джону, когда он предлагает свои услуги.
— В Африке мы к вам обратимся за помощью. Но в Антарктиде вы — новичок.
Распределяют обязанности. Лебедев и Берг будут продвигаться впереди вездехода, страхуя себя веревками, привязанными к машине. Той же веревкой впереди идущие будут сигналить, показывая вездеходу дорогу.
Мы провожаем спасателей на улицу. Трое наваливаются на дверь. Прижатая снаружи ветром, она
