— Простите, но я думал, что это мы напали на Липц, господин капрал. В прошлом году говорили… — начал Зыркий.
— Ты чего умничаешь, рядовой Маникль? — поинтересовался Страппи, выбирая самый тяжкий грех из своего персонального списка.
— Просто хотел спросить, господин капрал, — сказал Зыркий. Он был коренастый и пухленький — из тех людей, которые вечно суетятся и смутно досаждают окружающим, берясь за мелкие дела, которые всякий охотно сделает и сам. В нем ощущалось что-то странное — может быть, потому, что сейчас он сидел рядом с Уолти, который был, безусловно, странным — и, возможно, заразным…
…и Страппи это заметил. Травить Зыркого было неинтересно — зато Уолти Гум… Уолти Гум всегда стоил того, чтобы на него наорать.
— Ты слушаешь, рядовой Гум? — завопил Страппи.
Уолти, который сидел с закрытыми глазами, обратив лицо кверху, вздрогнул и очнулся.
— Господин капрал?.. — дрожа, выговорил он, когда Страппи приблизился.
— Я сказал: ты слушаешь, Гум?
— Так точно, господин капрал!
— Правда? Ну и что ты слышал, позволь спросить?
В голосе Страппи смешались патока и яд.
— Ничего, господин капрал. Он молчит.
Страппи с наслаждением втянул воздух полной грудью.
— Ах ты треклятый пустоголовый идиот…
И тут послышался звук. Негромкий и неопределенный, из тех, что раздаются каждый день. Звук, который честно выполняет свой долг, но тем не менее его никогда не насвистывают и не вставляют в сонаты. Всего-навсего скрежет металла по камню.
По ту сторону костра сидел Джекрам, держа в одной руке саблю, а в другой точильный камень. Он взглянул на остальных.
— Что? А. Просто правлю лезвие, — как ни в чем не бывало сказал он. — Прости, если сбил тебя с мысли, капрал. Продолжай.
На помощь Страппи пришел обыкновенный инстинкт самосохранения. Он оставил в покое трясущегося Уолти и снова повернулся к Зыркому.
— Да, да, мы тоже напали на Липц…
— До того как это сделали злобенцы? — уточнил Маладикт.
— Может, дослушаешь?! Мы смело атаковали Липц, чтобы вернуть борогравскую территорию! А потом эти вероломные брюквоеды украли ее у нас обратно…
Раз уж ей не суждено было увидеть, как капралу Страппи сносят голову, Полли отвлеклась и задумалась. Она знала про Липц. Среди старых солдат, которые приходили к ее отцу выпить, половина когда-то брала этот город. Никто не ожидал, что солдаты проявят такое рвение. Кто-то просто заорал: «На штурм!»
Проблема заключалась в реке Кнек. Похожая на оброненную ленту, она неторопливо текла по широкой, плодородной, илистой равнине, но порою наводнение или просто упавшее дерево вынуждали реку изгибаться, как ремень кнута, и петлять вокруг клочков суши, расположенных за много миль от ее изначального русла. Тем не менее река была государственной границей.
Прервав свои размышления, Полли услышала:
— …но на сей раз все помогают этим сволочам! Знаете почему? Из-за Анк-Морпорка. Потому что мы останавливали почтовые кареты, которые ехали через нашу страну, и уничтожали ихние клик-башни — Мерзость пред Нугганом! Анк-Морпорк — безбожный город…
— А я слышал, там более трехсот различных святилищ, — заметил Маладикт.
Страппи смотрел на вампира с беспомощной яростью, пока не нащупал почву под ногами.
— Анк-Морпорк — сплошное богохульство! — наконец выговорил он. — Он отравлен, точь-в-точь как его река. Почти не пригоден для жизни. В Анк-Морпорке принимают кого попало — зомби, вервольфов, гномов, вампиров, троллей… — Страппи окинул взглядом слушателей, запнулся и поправился: — Хотя, конечно, иногда это неплохо. Но в остальном Анк-Морпорк мерзок, непристоен, беззаконен и перенаселен. Вот почему он так нравится князю Генриху! Анк-Морпорк очаровал его, купил задешево — такая у него политика, парни. Анк-Морпорк тебя покупает, чтоб ты не лез в его дела. Эй, какой толк в моих разъяснениях, если вы продолжаете задавать вопросы?
— Я просто хотел узнать, почему Анк-Морпорк перенаселен, господин капрал, если там так плохо, — сказал Кувалда.
— Потому что у них упадок и вырождение, рядовой. Они прислали сюда отряд, чтобы помочь Генриху захватить нашу любимую родину. Генрих свернул с пути Нуггана и пошел по безбожному… то есть по богохульному пути Арк-Морпорка. — Страппи, довольный тем, что не оговорился, продолжал: — Пункт второй. Не считая солдат, Анк-Морпорк отправил к нам Мясника Ваймса, самого ужасного человека в этом ужасном городе. Они думают только о том, чтобы уничтожить Борогравию!
— Я слышал, в Анк-Морпорке просто недовольны тем, что мы снесли клик-башни, — сказала Полли.
— Они стояли на нашей суверенной территории!
— Но это была территория Злобении, до того как… — начала Полли.
Страппи гневно замахал пальцем.
— Слушай меня, Пукс! Нельзя быть великой страной вроде Борогравии и не нажить врагов. Поэтому третий пункт, Пукс, и нечего тут сидеть и думать, что ты самый умный. Все вы такие, вижу. Ну-ка подумайте лучше вот о чем. Вам, может быть, не все здесь нравится, а? Возможно, Борогравия — не идеальная страна, но это наше отечество. Возможно, у нас не идеальные законы, но это наши законы. Возможно, борогравские горы не самые высокие и не самые красивые, но это наши горы. Мы деремся за то, что принадлежит нам, парни! — Страппи стукнул себя в грудь.
Они присоединились, более или менее заунывно. А как же иначе. Даже если ты просто открываешь и закрываешь рот. Даже если поешь «ла-ла-ла». Полли, которая в таких случаях всегда оглядывалась на окружающих, заметила, что Зыркий отчетливо произносит все слова, что у Страппи неподдельные слезы на глазах и что Уолти вообще не поет. Рядовой Гум молился. Ловкий трюк, сказал вероломный внутренний голос в глубине души Полли.
К общему удивлению, Страппи продолжал петь — и в одиночестве исполнил второй куплет, который вообще никто не помнил. Капрал самодовольно улыбнулся, как бы намекая, что таких патриотов, как он, еще поискать.
А потом они попытались устроиться на ночлег поудобнее, насколько это возможно при помощи двух одеял. Некоторое время все лежали молча. Джекрам и Страппи ночевали в своих палатках, но инстинкт подсказал новобранцам, что по крайней мере капрал подкрадется послушать.
Примерно через час, когда по парусине барабанил дождь, Карборунд сказал:
— Ета, я, кажись, понял. Даже если мы
Несколько человек сели и удивленно уставились в темноту.
— Я понимаю, что должен знать такие вещи, но все-таки — что значит «грууфарно»? — спросил Маладикт в сырой мгле.
— А… енто когда мама тролль и папа тролль сильно любят друг друга…
— Я, кажется, понял, спасибо, — перебил Маладикт. — То, что о чем идет речь у нас, друг мой, называется патриотизм. Это мое отечество, право оно или нет.
— Нужно любить свою страну, — сказал Зыркий.
