произвести впечатление. Никто не бил в барабан, как накануне, и не кричал: «Подходи записываться, молокососы! В „Тудой-сюдой“ хорошо живется!»
Отец Полли служил в армии, прежде чем получить в наследство от Поллиного дедушки «Герцогиню». О войне он почти не рассказывал. Он принес с собой саблю, но вместо того, чтобы повесить ее над очагом, ворошил ею огонь, словно кочергой. Иногда заходили старые друзья; закрыв ставни на ночь, они усаживались вокруг камелька, пили и пели. Маленькая Полли под разными предлогами оставалась и слушала песни, но развлечению пришел конец, когда она ввернула одно из самых интересных словечек в присутствии матери. Потом она подросла и стала подавать пиво; видимо, старшие решили, что она уже знает все интересные словечки — ну или скоро выяснит, что они значат. Кроме того, ее мать отправилась туда, где сквернословие не оскорбляет ничьих ушей и теоретически вообще не существует.
Солдатские песни были частью ее детства. Полли наизусть знала «Весь мир перевернулся», «Дьявол — мой сержант», «Джонни ушел на войну» и «Девушку я оставил». А когда было выпито уже достаточно, старики затягивали «Полковника Свинского» и «Зачем я ее поцеловал?».
Ну и конечно, «Душку Полли Оливера». Отец пел ее, когда маленькая Полли капризничала или грустила, и она смеялась, просто потому, что в песне упоминалось ее имя. Она запомнила слова, еще прежде чем узнала, что значит большинство из них. А теперь…
…Полли распахнула дверь. Сержант-вербовщик и капрал сидели за грязным столом. Они подняли глаза, задержав пивные кружки на полпути к губам. Полли сделала глубокий вдох, подошла и попыталась отсалютовать.
— Чего тебе, парень? — прорычал капрал.
— Хочу записаться, сэр!
Сержант уставил взгляд на Полли и осклабился, так что шрамы у него на лице странно задвигались, а подбородки задрожали. Его нельзя было назвать толстым — первым на язык проталкивалось слово «внушительный». Сержант принадлежал к тем людям, у которых вместо талии экватор. Воплощенная сила тяжести. Случись ему упасть — в любую сторону, — и он бы закачался, как яйцо. От солнца и спиртного его лицо побагровело, маленькие темные глазки мерцали на красном фоне, словно искры на лезвии ножа. На столе рядом с ним лежали две старомодные сабли — оружие скорее сродни мясницкому ножу, чем мечу.
— И все? — уточнил он.
— Да, сэр!
— Правда?
— Да, сэр!
— Ты не хочешь, чтобы сначала мы напоили тебя до соплей? Такова традиция, знаешь ли.
— Нет, сэр!
— Если не ошибаюсь, я еще не рассказал тебе о замечательных возможностях сделать карьеру и подзаработать.
— Нет, сэр!
— Я упомянул, что в шикарном красном мундире у тебя отбою от девчонок не будет?
— Кажется, нет, сэр.
— А харчи? Если ты в наших рядах, каждый ужин — это пир! — сержант похлопал себя по животу, вызвав некоторое волнение в прилегающих областях. — Я тому живое доказательство!
— Да, сэр. Нет, сэр. Я просто хочу записаться и сражаться за мою страну во славу Герцогини, сэр.
— Правда? — недоверчиво спросил капрал, но сержант его как будто не слышал. Он оглядел Полли с головы до ног, и у нее возникло отчетливое ощущение, что этот тип не настолько пьян и глуп, как кажется.
— Похоже, капрал Страппи, нам достался настоящий патриот старой закалки, — сказал он, не сводя глаз с лица Полли. — Ну что ж, ты обратился к кому надо, мальчик. — Он с шуршанием извлек стопку бумаг. — Знаешь, кто мы такие?
— Десятый пехотный, сэр, известный также как «Тудой-сюдой», сэр, — сказала Полли с облегчением. Она явно прошла испытание.
— Правильно, парень. Старые добрые Сырцееды. Самый лучший полк, какой только есть, в самой лучшей армии на свете. Хочешь вступить, э?
— Чертовски хочу, сэр, — ответила Полли, чувствуя подозрительный взгляд капрала.
— Молодец, парень!
Сержант открыл чернильницу, обмакнул металлическое перо и занес его над листом.
— Как звать?
— Оливер, сэр. Оливер Перкс.
— Возраст?
— В воскресенье исполнилось семнадцать, сэр.
— Ага, конечно, — сказал сержант. — Если тебе семнадцать, то я — Великая Герцогиня Аннаговия. Пустился в бега, э? Сделал какую-нибудь дочку матерью?
— Да ему в одиночку не справиться, — с ухмылкой заметил капрал. — Он же пищит, как сосунок.
Полли поняла, что начинает краснеть. Но ведь и юный Оливер покраснел бы, не так ли? Нетрудно вогнать парня в краску. Полли проделывала это одним взглядом.
— Неважно, — отрезал сержант. — Поставь тут крестик, поцелуй Герцогиню — и ты мой со всеми потрохами, ясно? Меня звать сержант Джекрам. Я теперь тебе вместо отца и матери, а капрал Страппи — вместо старшего брата. Каждый день будешь лопать бифштексы и ветчину, а если кто захочет тебя забрать, ему придется тащить и меня заодно, потому что я буду держать тебя за шиворот. Можете не сомневаться, мистер Перкс, никому это не под силу. — Толстый палец уткнулся в бумагу. — Вот здесь.
Полли взяла перо и расписалась.
— Это что? — спросил капрал.
— Моя подпись, — ответила Полли.
Она услышала, как у нее за спиной открылась дверь, и обернулась. Несколько парней — точнее,
— Грамотный? — спросил сержант, посмотрев на новоприбывших и снова переведя взгляд на Полли. — Вижу, вижу. Красивый почерк, да. Такие, как ты, и выходят в офицеры. Дай ему шиллинг, капрал. И картинку не забудь.
— Слушаюсь, сержант, — капрал Страппи достал картинку в рамке с рукояткой, похожей на зеркало. — Чмокай сюда, рядовой Пукс.
— Перкс, сэр, — поправила Полли.
— Ну, Перкс. Целуй Герцогиню.
Это была дешевая копия знаменитой картины. Рисунок выцвел, и за потрескавшимся стеклом вырос мох. Задержав дыхание, Полли слегка коснулась Герцогини губами.
— На, — сказал Страппи и сунул ей что-то в руку.
— Что это? — спросила Полли, разглядывая бумажный квадратик.
— Считай, долговая расписка. Шиллингов у нас нехватка, — сказал сержант, а Страппи ухмыльнулся. — Но хозяин поставит тебе пинту эля за счет ее светлости.
Он повернулся и взглянул на новоприбывших.
— Однако вы прямо косяками идете. Хотите записаться, парни? А ведь мы даже в барабан не били. Наверное, все дело в удивительной харизме капрала Страппи. Подходи ближе, не стесняйся. Кто у нас следующий?
