И только сосед Сережи, флегматично надкусив яблоко, сказал:
— Звезды разделяются по степени яркости. Нет никаких счастливых или несчастливых звезд. Верно я говорю, Григорий Макарович?
Но Григорий Макарович на этот раз промолчал.
НА ПОРОГЕ НАШЕГО ДОМА
I
Они стояли на пирсе. Дул яростный северный ветер, нагоняя мокрый снег, тяжелый и душный. Под черной снежной завесой море угадывалось только по грохоту.
Время от времени луч прожектора алюминиевой линейкой ложился на море, и тогда вспыхивала крупная и совершенно седая волна. Казалось, что вся снежная масса устремляется к этой узкой и такой желанной полосе света.
— Товарищ генерал, — сказал начальник заставы. — Товарищ генерал, прошу вас зайти в помещение. Неизвестно, когда придет сторожевик.
Генерал Котельников только сегодня приехал из Москвы в командировку. На вокзале генерала встретил начальник пограничного отряда, и они на машине отправились прямо в штаб.
Сидя рядом с шофером, Котельников осматривал город. Зная характер генерала, начальник отряда не докучал ему разговорами.
Когда-то Котельников служил здесь, и ему интересны были перемены: кварталы домов, новый парк, стадион, Дворец пионеров, Дом культуры… И этой широкой асфальтированной улицы не было раньше. Миновав здание нового театра, машина повернула за угол и остановилась возле знакомого дома с четырьмя небольшими колоннами по фасаду.
Коротко доложив обстановку, начальник отряда спросил:
— Товарищ генерал, с дороги, наверное, проголодались? Может быть, закусите в нашей столовой?
— Поработаем, а потом хочу навестить дочку. Там и пообедаю, — ответил Котельников и, вынув из кармана маленькую записную книжку, раскрыл ее и набрал номер телефона.
— Добрый день, Лена! Это я говорю.
— Папа! Ты здесь? Узнаю! Даже телеграмму не прислал… Ты, папка, поскорей приходи…
Котельников нахмурился. Он никак не мог примириться с мыслью, что его Лена вышла замуж. Муж Лены, молодой инженер, сначала работал в Москве. С полгода молодожены прожили у родителей. Потом Сенечка (так звали Лениного мужа) получил перевод в этот приморский город. И они уехали. Это было совершенно естественно, но Котельников ревниво говорил жене: «Не захотела Лена вместе с нами жить…»
Была и еще одна причина, заставлявшая его хмуриться: вот уже пять месяцев, как он не видел сына, а Лена словом о нем не обмолвилась.
Как это часто бывает в семьях, где профессия переходит из поколения в поколение, сын пошел по стопам отца. Но в отличие от Котельникова старшего, «сухопутного», Котельников младший стал моряком.
Пять месяцев Григорий Макарович не видел сына и скучал по нем. Конечно, Вовка в море… Где же ему еще быть?
Стоянка погрансудов была недалеко от города, в который назначили Сенечку, и, уезжая из Москвы, Лена говорила: «Теперь Володя будет нашим частым гостем…»
«Гостем…» — раздраженно вспомнил генерал, нажимая пуговку звонка, над которой значилась надпись: «Е. Г. и С. Я. Дроздовы».
В крохотной квартирке Е. Г. и С. Я. Дроздовых пахло масляной краской и отжавелью. Все вещи и даже обои выглядели такими веселыми, словно и в самом деле им доставляло удовольствие красоваться именно здесь.
— Эту кровать мы купили специально для Вовки, — сказала Лена. — Но он совсем от рук отбился… Даже с днем рождения не поздравил… — добавила она, улыбнувшись.
Котельников пощупал кровать.
— С сеткой… — сказал он и улыбнулся.
В это время открылась дверь — явился Сенечка.
Это был молодой человек, невысокого роста по сравнению с Котельниковым, в хорошем и даже щегольском костюме. Самым приметным в его лице были глаза — черные, блестящие, очень живые…
— Обеденный перерыв? — спросил Котельников, здороваясь с зятем.
— Полагается… — дружелюбно ответил Сенечка.
— Садись, папка, — сказала Лена, накрывая стол свежей скатертью. — Кислые щи, твои любимые…
Котельников сел за стол. Щи действительно были очень хороши. Сенечка ел с большим аппетитом и, блестя глазами, рассказывал о своей последней работе — проекте нового теплохода. Лена преданно и любовно смотрела на мужа. Она много раз слышала его рассказ о будущем теплоходе и хорошо разбиралась в непонятных Котельникову технических выражениях и цифрах. Иногда она вставляла замечание, и, по- видимому, дельное, потому что Сенечка удовлетворенно кивал головой и продолжал рассказывать с еще бо?льшим воодушевлением.
«Если бы после школы Володя пошел в институт, он бы тоже был сейчас инженером, или врачом, или геологом», — думал Котельников. Но, как всегда, этим мыслям сопутствовало чувство гордости за сына, как за офицера-пограничника.
— Мы с мамой в сентябре путешествовали по Волге на прекрасном теплоходе, — сказал Котельников. — Я, кажется, писал вам…
— Да, да, — подтвердила Лена. — Я это письмо Вовке прочла, когда он как-то забежал…
Сенечка засмеялся:
— Вы говорите: прекрасный теплоход? Но если бы вы знали, если бы вы могли представить новый наш будущий теплоход! Это морский тип. И новая Волга позволит…
— И даже потребует… — заметила Лена.
Сенечка удовлетворенно кивнул головой:
— Да, это верно. Когда встанут гигантские плотины под Куйбышевом и под Сталинградом, Волга потребует теплоходы именно такого типа. Они уже будут выстроены. Ведь в Сталинградском и Куйбышевском морях может даже случиться небольшой штормяга…
Лена быстро взглянула на отца, словно говоря: «Видишь, какой он, мой Сенечка!..» И на взгляд дочери Котельников ответил понимающим взглядом.
Зазвонил телефон. Сенечка взял трубку.
— Вас, Григорий Макарович.
Котельников услышал голос начальника отряда. По мере того как он слушал, взгляд его оживлялся.
Обычно лицо Котельникова казалось малоподвижным. Этому способствовал спокойный взгляд глубоких светло-голубых глаз. Но близкие люди знали, что под влиянием душевных перемен взгляд его приобретает живость, глаза темнеют, и тогда черты лица становятся волевыми, смелыми, а линия рта под широкими усами — жесткой.
— Сейчас я буду у вас, — сказал Котельников и, повесив трубку, прошел в переднюю и быстро оделся.
— Ты ночуй у нас, слышишь, папка! — крикнула Лена вслед. — Спать мы тебе приготовим, как ты
