любишь.
Последних ее слов Котельников не расслышал.
— Да, постарел наш генерал, — сказал Сенечка, — постарел…
— Папа? Постарел? Нет, такие, как он, не стареют. Тут другое…
Начальник отряда сообщил Котельникову по телефону: «Сторожевик обнаружил нарушителя. Моторная лодка вошла в наши территориальные воды и на большой скорости направляется к советскому берегу».
Когда генерал приехал в штаб отряда, с корабля уже радировали о задержании нарушителя границы.
— Нарушитель поднят на корабль, — доложил начальник отряда, довольный отличной работой своих подчиненных. — Идут по направлению морской базы. Шторм — восемь баллов, — подчеркнул он, словно бы и шторм должен был быть поставлен в заслугу пограничникам.
— Машину! — приказал генерал. — Я сам поеду. Ждите распоряжений. Связь с центром обеспечиваете вы.
Через час он уже был на стоянке погрансудов.
— Товарищ генерал, — повторил начальник заставы, — прошу вас зайти в помещение. Дело не скорое. В такой шторм кораблю трудно пришвартоваться.
— Хорошо, — сказал Котельников. — Пойдемте… По прибытии нарушителя тотчас доставьте ко мне.
В канцелярии начальника заставы только что протопили печку и было жарко. Котельников снял шинель, повесил в шкаф на распялку, затем, сняв папаху, стряхнул с нее снег и положил на стол. Все это он делал не спеша, молча, видимо занятый своими мыслями. Сев за стол, генерал жестом пригласил сесть начальника заставы, молодого человека с открытым, приветливым лицом, так сильно затянутого в талии ремнем, что казалось удивительным, как это ему удается сохранять приветливое выражение.
Генерал, облокотившись на стол, молчал, а старший лейтенант Фокин то и дело поглядывал на него, словно приглашая начать разговор.
— Напористый господин, — сказал Котельников.
— Да, да! — согласился Фокин. — В такой шторм пошел!.. Наверное, очень нужно было!..
— Вероятно… — без тени улыбки ответил Котельников.
В то, что границу нарушили случайно, генерал не верил. Только очень искусный, натренированный разведчик мог отважиться пуститься в такое плавание. Начальник заставы прав: нарушитель стремился перейти советскую границу во что бы то ни стало.
Генерал подошел к окну, отогнул штору и взглянул в непроглядную темень. В это время луч прожектора упал на море, и Котельников увидел зарывшийся в волны сторожевик и отчаянный наклон мачты. Снежный вихрь налетел на корабль, прожектор погас.
— Разрешите идти? — спросил Фокин.
— Выполняйте!..
Через несколько минут в канцелярию вошел командир сторожевика — капитан-лейтенант Пригонько, мужчина лет тридцати пяти, одетый в черный клеенчатый плащ.
Котельников вышел из-за стола. Ему нравился этот моряк, его выразительное лицо, и даже бакенбарды, которые вообще-то генерал считал признаком дурного тона, на лице Пригонько не раздражали его.
— Товарищ генерал, капитан-лейтенант…
— Да, да, — сказал Котельников нетерпеливо. — Рассказывайте, пожалуйста, как было дело.
II
Пригонько был неважным рассказчиком, за что и получил от своих товарищей-моряков, понимавших толк в этом деле, прозвище «Сухарь». Пригонько знал свою неспособность «излагать в красках» и особенно этим не тяготился, но сейчас, перед генералом, после ответственного и удачного похода ему хотелось блеснуть.
Начал он, как ему показалось, неплохо: «Шторм захватил нас в открытом море. Волны подбрасывали корабль, как спичечную коробку. Мы шли с потушенными огнями. Внезапно сквозь ночную темноту…» Но тут Пригонько заметил удивленный взгляд генерала, сбился и, смутившись, продолжал уже в обычном для себя стиле. Он указал координаты, где впервые был замечен нарушитель. Обнаружил моторную лодку мичман Афанасьев. Было сделано предупреждение, но моторка, не убавив хода, продолжала идти по направлению к нашему берегу. Тогда пограничники вынудили нарушителя остановиться. При этом отличились офицеры Палей и Котельников и рядовые Яковлев и Мелентьев. Когда нарушителя доставили на корабль, он показал, что является иностранным поданным, якобы из-за шторма потерял ориентировку и случайно оказался в территориальных водах Советского Союза. Благодарил за спасение и просил отправить на родину.
— Предъявил документ на имя иностранного подданного Уилки Джорджа, — добавил Пригонько, передав документ генералу.
Котельников без всякого интереса перелистал его.
— Оружия и других бумаг не было обнаружено, — сказал Пригонько. — Есть основание полагать, что нарушитель, находясь в безвыходном положении, выбросил их в море.
— Основания?.. Какие? — спросил Котельников.
— Матрос Асланов слышал, как…
— При таком-то шторме… товарищ Пригонько, — укоризненно сказал Котельников.
— Очень просто, товарищ генерал. Море с утра шумит, уши привыкли. А тут шум другой, можно услышать…
Котельников покачал головой:
— Сомнительная догадка, товарищ Пригонько…
— В кармане брюк нарушителя обнаружена пачка «Казбека», — продолжал командир сторожевика.
Котельников внимательно осмотрел папиросную коробку.
— Догадка ваша, по всей вероятности, правильна, товарищ Пригонько: иностранный документ сохранен, а фальшивый советский выброшен в море. На каком языке говорит нарушитель?
— На английском, французском, немецком, шведском, испанском, итальянском…
— Э-э! Да он полиглот! А как насчет русского языка?
— Никак нет, товарищ генерал, русского языка он не знает.
— Вот как! Это ошибка с его стороны. Как вы полагаете, товарищ Пригонько?
— Совершенно правильно, товарищ генерал, ошибка…
— Нарушитель просил вас дать ему закурить? — строго спросил Котельников.
— Так точно, просил, товарищ генерал, когда подошли к берегу.. «Казбека» я ему не дал. Предложил «Самородок».
— И что же? Он потребовал свой «Казбек»?
— Никак нет, товарищ генерал. Заявил, что «Самородок» ему еще больше «Казбека» нравится.
— Господин со вкусом… — заметил Котельников, ногтем вскрывая пачку. Не торопясь он стал рассматривать каждую папиросу в отдельности, осторожно, чтобы не испортить гильзы, вытряхивал табак. — Ну вот… — сказал он с видимым удовлетворением. — Посмотрите, товарищ Пригонько: на гильзе проступают столбики цифр?
— Ясно вижу, товарищ генерал. Семь, девять, восемь, четыре, шестнадцать, девятнадцать… С поличным… — сказал Пригонько, с восхищением глядя на генерала.
— С поличным? — Лицо Котельникова было озабочено. — Пока что это только цифры, товарищ Пригонько. Только цифры — и ничего больше.
