В кварталах дальних и печальных

…Это, скинув кафтан,
словно бык, раздувал
ноздри Петр, да туман
как каменья тесал.

Это ты, Ленинград,
это ты, Петербург, —
рай мой призрачный, ад,
лабиринт моих мук.

Дай я камнем замру —
на века, на века.
Дай стоять на ветру
и смотреть в облака.

Можешь душу забрать,
что трепещет любя.
…Дай с дождями рыдать
на плече у тебя.

1995, сентябрь, Санкт-Петербург

За чугунной решеткой

Под руинами неба,
в доме снега и ветра —
у безлукого Феба
так печальна Эвтерпа.

Нет ни жаркого грека,
ни красивого моря.
Грудь ее — цвета снега,
взор ее — цвета горя.

За чугунной решеткой
листья падают ало.
То бесстыжей, то кроткой
ты ночами бывала.

Чужеземка нагая,
что глядишь, холодея?
Как согреть — я не знаю.
Я помочь не сумею.

Сам потаскан, издержан,
чем тебя я прикрою?
По-осеннему нежен,
я любуюсь тобою.

Но представлю охотно:
с детским личиком чистым,
то в штормовке болотной,
то в телаге землистой.

1995, сентябрь

«Штукатурка отпала…»

Штукатурка отпала
и обрушился свод.
Белый ангел войдет,
сложит крылья устало.

Так угрюм, так печален
довоенный ампир —
милый друг, этот мир
слишком монументален.

…Шелестели б, дышали,
как минуты и дни.
В старом парке одни
мы с тобою гуляли.

…И дрожали ресницы
словно веточки ив.
И хрустальный мотив
мог упасть и разбиться.