Синенькое полотенце оказалось коротковатым, чтоб закутаться.
Предположив, что за мной наблюдают и выйдя из запотевшей душевой стойки,
приветливо помахал рукой в никуда. Мол, давайте ко мне.
Хотелось есть.
Надел, пижаму и пошел осматривать палату. Закончил. Попытался еще раз привлечь к
себе внимание возможных наблюдателей, пробуя воображаемой ложкой пищу.
Все время раздумывал: почему я не пытался встать раньше. Чертова химия.
Вспомнил ответ на просьбу снять наручники: «…это для вас же…» Машинально потер
руки там, где находились «браслеты». Запястья болели.
«Наверное, действие лекарства. Дергался, — решил я, — Надо же какие заботливые
ребята… для вас же».
Что-то зажужжало.
Я обернулся: в открывшуюся нишу в стене заходили несколько человек.
Один из них прошел в туалет и вынес оттуда стопку белых пластиковых стульев.
Расставил. Сдвинул в сторону крайний и сделал приглашающий жест:
— Присаживайтесь, Михаил… Или как вас там… Несущий удачу, — произнес он без тени
иронии.
Сделал, что просили.
«Гости» расположились напротив полукругом.
Первый вопрос оказался обезоруживающим:
— Может быть, вам интересно, что сейчас происходит? — задал вопрос живчик,
расставлявший стулья, — Вы спрашивайте, не стесняйтесь.
Я задумался, разглядывая плешь на его голове. Непонятного много. Вспомнился
первый допрос и насторожившие меня эмоции. Провернул ситуацию в голове и отогнав
желание подурачиться, спросил:
— Скажите, а почему так важна неосознанность вербовки?
— То, что с вами проще общаться — объяснять не буду, — заулыбался живчик, — А
вот часть вторая — серьезней. — Выдержав паузу и сверля взглядом, продолжил, —
Дело в том, что добровольцы вашей сети в большинстве своем реконструированы
биологически. За те льготы, которые им давались, они, подписывая договор, и
позволяли вводить себе инъекцию, приводящую их в состояние скрытой боевой
готовности. Фактически каждый из них по команде готов уничтожать окружающее
пространство. Когда мы вас задерживали, никто не ожидал, что вы проявите столько
прыти, поэтому нам и пришлось прибегнуть к группе препаратов, тормозящих
активность.
Я молчал.
— А скажите, — продолжил живчик, — Вас завербовали принудительно. Зачем же вы
так сопротивлялись?
— Сам не знаю, — задумался я, — Во-первых, кто же знал, что у вас такие условия
и лояльное отношение. Да и сдаваться всегда как-то подленько, к тому же сильно
не люблю, когда меня задерживают.
— Часто приходилось убегать?
— Бывало, — улыбнулся я, вспоминая проблемы из старой жизни, — Главное, чтобы
сразу не поймали. А потом текучка любого активиста заест. Тот парень, которого я
ударил жив?
— В больнице сейчас, — обдумывал что-то своё собеседник.
— Это не наш сотрудник, — заскрипел неожиданно жестким голосом седой мужчина,
напоминающий непонятно кого, — Чем ты его ударил?
— Кулаком, — ответил я после короткого раздумья,
— Дураку наука, — удовлетворенно откинувшись на спинку кресла седой, — А утюг
куда дел?
— Кулаком бил, — настаивал я
— Да говори ты, что хочешь, мне плевать, — рассердился тот, — Подвиги твои
камерами зафиксированы. Мы не милиция и нам плевать. То, что утюг не бросил и с
собой унес, молодец оперативной хватки не потерял — меньше хлопот. Здесь кстати
принудительно завербованных нет — все добровольцы. Нам главное, чтобы человек
осознанно с нами шел… Хочешь, удивлю тебя? — задал он неожиданный вопрос.
Я промолчал.
— Карина, — крикнул, обернувшись к панели в стене, седой, — Заходи дочка…
Глава 28.
В последнее время: неожиданности, перемены и быстрая смена обстановки стали
привычными. Предыдущий опыт оказался к месту, но пережитое мною до этой минуты
представлялось теперь далекой сказкой.
Такое количество событий на «квадратный метре» времени происходило со мной
впервые.
Появлением Карины седой меня добил.
Увидев ее, идущую без конвоиров, я ощутил вдруг масштаб-необычность случившегося
со мной после приобретения «Малыша» у Димы «Нока».
Окружающий мир исчезал в непонятной дымке и оставался лишь мой стон доносящийся
почему-то со стороны. Я еще пытался нырнуть в него, понимая: стон — это старый я,
мои дочки, жена, жизнь которой больше не будет — дотянись, исчезнет всё и
комната эта и люди, но нет…
Слава Богу, хоть со стула не упал — седой поддержал, тот, что назвал Карину
дочкой.
Сквозь собственный вопль уловил — такой реакции от меня не ожидали.
Кто-то звал врача, а я мог лишь моргать на участие, присевшей на корточках
Карины, и шепнуть:
— Дайте пожрать…
После этого все закрутилось.
Седой хохотал над моими словами и собственной несообразительностью.
— Доктор же сказал мне, мол, тебя кормить пора, да уж больно не терпелось
поговорить, — скрипел он, — Я на него и цыкнул. К нам такие отчаянные экземпляры
редко попадают, тем более Карина сказала ты в доску свой, а если поймешь — она с
нами, выслушаешь все предложения.
В палату закатили столик, на котором стояла салатница и плоская тарелка с мясной
нарезкой. Кто-то притащил горячий чайник и теперь колдовал с белой фарфоровой
кружкой.
Неожиданное тепло отношений сильно меня обезоружило, и я чуть не заплакал. Перед
глазами снова появилась фиолетовая муть, но я прогнал ее и потянулся за
бутербродом, который соорудила Карина.
После первого куска проснулся звериный аппетит.
Захотелось выпить.
Я испытующе посмотрел на седовласого и поинтересовался: нет ли у него под рукой
спиртного и не составит ли он мне компанию.
Присутствующий врач сначала заартачился, но перспективный собутыльник лишь
зыркнул на него и выудил из кармана плоскую фляжку,
