– Моя боль – вывести ребят без лишней крови.
– Без крови не обойтись. – Тарасов нагнулся еще ниже. – Думаешь, Сталину доложат?
– Доложат или не доложат, а Валдай встрепенется!
– А как истолкуют телеграмму?
– Мне терять нечего!.. Дойдут ли парашютисты до линии фронта, как считаешь?
– Должны! – Тарасов приложил ладонь к мятой серой шапке и мягче добавил: – Терпи, Ильич. Отправим тебя в госпиталь…
– У меня все ладно. – Мачихин спрятал руку под мешковину и насильно растянул обкусанные губы в улыбке. – Одна несподручность: курить трубку.
– Твои бы заботы мне!
– Партизаны Полкмана помогают? Есть вести от Овчинникова?
– Как говорится, на партизан надейся, а сам не плошай! – Тарасов с силой оттолкнулся палками и укатил по блестевшей на солнце лыжне. За ним – порученец Николай Полыгалов.
Тем временем от привала штаба 1-й МВДБ к своим подразделениям возвращались комиссары Д.П. Никитин и М.С. Куклин. Лыжи скользили плохо – оттаяло, развезло. Михаила Сергеевича тащили два лыжника. Он помогал палками, упираясь в рыхлый снег. Дмитрий Пантелеевич и его ординарец – обочь. Под купой сосен, на бугре с темными проталинами, решили передохнуть. Комиссар 204-й сбросил белый капюшон.
– Слышал, вы из Куйбышева, коллега? – на Куклина смотрели внимательные глаза.
– Коренной самарец. – Михаил Сергеевич ослабил завязки маскхалата на груди.
– У нас в бригаде много из Куйбышевского края. Часть пробилась сюда, в тыл к немцам. – Комиссар Никитин вытирал платком свое одутловатое лицо. – Не встречались?..
– Не довелось. А городские есть?
Дмитрий Пантелеевич снял шапку, пятерней пригладил словно перемешанные с инеем волосы.
– Само собой. Всех не припомню, правда. С Трубочного завода Костя Леднев, Толя Рудаков, Борис Карташов… Норовят сойтись по-землячески. Есть Федор Попов, деревенский парень…
– Ивана Булкина не помните?.. Друг у меня, заводской поэт, призван на фронт.
– Такого не встречал. Карташов получил ранение на Поломети, остался в лагере раненых. Да и других давно не видел. Сами знаете, потери… Под Игожево славно дрался комсомолец Петя Горшков.
Куклин нахмурил брови и после долгого молчания протянул:
– Поте-ери-и…
В 4-м отдельном батальоне уже осталось меньше половины личного состава бойцов и командиров.
– Не вешай голову, комиссар! – Никитин положил руку на плечо Михаила Сергеевича. – Мой давнишний друг Мартын Полкман… Да, партизанский командир. Мы с ним гражданку прошли вместе. Были у Фрунзе и в Самаре. Рассказал он мне, что перед нашим десантированием сюда каратели казнили патриотов. Для устрашения согнали население. Расстреливали по одному разрывными пулями. Мать мальчугана упала на колени и просила застрелить ее первой, чтобы не видеть смерти сына. Пионер крикнул: «Не проси их, мама, это не люди! За нас отомстят!» Мальчика казнили первым.
– Вот паразиты!
– А кто отомстит, комиссар? – Никитин сжал плечо Куклина.
– Ну, гады! – Куклин стиснул зубы так, что обрисовались скулы и набрякли желваки.
– Расскажи ребятам, самарец. Нам ведь вести их на прорыв…
Советские военные историки, как нам кажется, еще не в полной мере осмыслили, оценили значение действий войск Северо-Западного фронта в 1941–1942 гг. Фронт один из немногих устоял против таранной лавины фашистских орд. Устоял и сковал в лесах и болотах крупные силы противника. Как пишет член- корреспондент Академии наук СССР генерал-лейтенант П.А. Жилин в сборнике «На Северо-Западном фронте», «по свидетельству немецкого генерала Зейдлица, в период борьбы за демянский плацдарм 16-я фашистская армия только убитыми потеряла свыше 90 тысяч солдат и офицеров. Если раньше гитлеровские вояки считали демянский плацдарм «пистолетом, приставленным к сердцу России», то в последующем они его стали называть «маленьким Верденом», местом, где перемалывались их силы».
Фронт устоял. Фронт наступал. Фронт перемалывал резервы фашистской Германии. Фронт первым в годы Отечественной войны окружил крупную группировку захватчиков. За ценой не стояли. Убить врага сегодня. Не завтра. Его щадить нельзя. Он не миловал ни старого, ни малого. Убить фашиста!..
За ценой не стояли. Воспоминания участников бывшей десантной группы Н.Е. Тарасова подтверждают это.
В ладомирских лесах, откуда парашютисты намеревались ринуться на юг, к своим, сосредоточились не все лыжники 1-й МВДБ и 204-й ВДБ, что пробовали вернуться на болота Невий Мох. Нанося фашистам удары, часть десантников оторвалась от основной группировки. Яркими мазками остались картины тех дней в памяти А.И. Тарасова из города Добрянки Пермской области.
«После тяжелого боя наш батальон враги рассекли, и так получилось, что группа человек в семьдесят отчленилась в темноте от основных сил. Мы отбивались, как могли, пули и гранаты, мины и штыки – все шло в ход. И все же немец теснил и теснил нас, прижимая к болотам. Из последних возможностей дрались, – пишет Александр Иванович. – По сигналу младшего лейтенанта Ваника Вардановича Степаняна собрались в густом незнакомом лесу. Посчитали свои ряды. Из командиров были старшина Анатолий Михайлович Зубков, старший сержант Г.И. Сорокин и сержант Иван Николаевич Пепеляев. Рации у нас не было. Где находится бригада, батальон наш, не знали.
– Сражаться можно! – заявил Степанян. Он приказал Зубкову проверить оружие и боеприпасы, лыжи и палки, наличие НЗ. Должен сказать, что нам выдавали по 800 патронов к ППШ и пистолетам ТТ, 4 РГД, ножи-финки, достаточный запас патронов к винтовкам. Не все, конечно, у нас оказалось в наличии: с боями прошли, наверное, не меньше двухсот километров. Минуло около тридцати суток, как вошли в тыл немцев.
Образовался у нас небольшой отряд. Степанян разбил людей на звенья. Старших назначил. Первое время нам не удавалось вырваться из соснового бора – немцы обложили лес. Куда ни сунемся – враг!.. И пищи никакой. Ребята подтянули ремни на последнюю дырочку.
Значительно позднее командиры объяснили нам, что немецкое командование решило тогда окончательно разделаться с надоевшими ему советскими парашютистами. С фронта вызвали авиацию и карательные подразделения, какое-то количество бронетехники и радиостанций на колесах… Мы, десантники, как бы вызывали огонь на себя, облегчая тем самым задачу советским частям, сжимавшим котел по наружному обводу.
В жизни бывает так, что мотор, скажем, работает без перебоев. Потом в смазку попадают песчинки. Одна, вторая, третья… Трение усиливается, появляется скрип, мотор греется. Разлаживается машина. Я, сам механик катера, встречал такое. И вот думаю, что парашютисты в сорок втором были такими песчинками в моторе немецкой машины под Демянском. Механизм ее и так работал с перебоями в окружении советских войск. Да заноза под сердцем – лыжники из 1-й маневренной воздушно-десантной и 204-й ВДБ.
В тот раз мы обхитрили немцев. В глубине леса разожгли костры и быстро покинули их. Наши преследователи сосредоточили внимание на огоньках, а мы тем временем проскочили в соседнее урочище. Степанян знал азимут первой стоянки 4-го отдельного батальона и посчитал, что комиссар Куклин именно на нее повел основные силы. И мы пошли ночью. С трудом добрались до старых шалашей. Но там – пусто. Передохнули, поспали. А утром решали, как быть дальше… Командиры единодушно заключили: нужно выходить к своим!.. Если бы мы тогда прошли на север еще чуток, наткнулись бы на лагерь раненых и обмороженных. Если бы…
Наметили маршрут и лесами, глухоманью, двинулись к линии фронта. Попадались патрульные группы немцев – ликвидировали. На зимнике подорвали автомашину со связевым имуществом. На лыжне при стыке просек – пулеметное гнездо. Забросали гранатами. Ни один не уцелел!.. Ребята дрались с отчаянной отвагой.
На взгорках снег стоял, чернели островки земли, парили на солнце. Попался хутор – печные трубы да
