— А похожа на торпеду.
— Она короче торпеды. Но одного с ней калибра, чтобы можно было ставить через торпедные аппараты с подводной лодки.
Вдруг по всему кораблю пронзительно зазвенели звонки, затопали десятки ног. Мимо нас стремглав бежали матросы и старшины, ныряли в люки и двери, с грохотом захлопывались крышки.
— Боевая тревога!
Загудели механизмы, завращались башни ощетинившись стволами пушек, вскинули высоко в небо свои ресницы антенны радиолокационных станций. И вдруг все замерло, насторожилось.
— БИП! Дать целеуказание в центральный пост! — раздалось в динамике.
— Товарищ старшина, а кто такой этот Бип?
— Это боевой информационный пост. Там ведутся карты надводной, подводной и воздушной обстановки. Сейчас мы будем только мешать тут, поэтому сойдем ка берег. Тревог вы еще увидите много за свою службу. По пять-шесть в сутки, а в море — почти все время готовность.
Смирнов вовремя решил увести нас с корабля, потому что вахтенный офицер уже кричал с мостика:
— Старшина! Не слышали тревоги? Уберите всех с палубы!
— «Уберите!» — ворчал Игорь. — Как будто мы не люди, а вещи.
— Пахомов! Вы опять разговариваете в строю? Вечером пойдете чистить картошку.
Вот опять Игорешка схлопотал «фитиль». Это у него уже четвертый. Механизм взысканий и поощрений действует тут безотказно. По-моему, у старшины первой статьи Смирнова разработана твердая шкала. За самовольный уход из казармы — два наряда вне очереди, за опоздание в строй — драйка гальюна, за разговоры — на картошку. Поощрения раздаются реже и, как правило, в виде благодарности. Вчера старшина отвалил мне благодарность за то, что мое отделение первым закончило уборку территории. А сегодня утром старшина же объявил мне выговор за то, что курсант Бойко не вышел на физзарядку, а я никому не доложил об этом.
Угораздило же Смирнова именно меня назначить командиром отделения. По-моему, я менее всего способен на это. Ребята посмеиваются: «Начальство!» Меня они нисколько не боятся, даже жалеют. Старшина требует, а они меня не всегда слушаются. Особенно этот Бойко. Упрямый, черт, набычится и, хоть убей его, не сдвинется с места.
Игорешка насмешничает:
— Слушай, Костя, когда станешь адмиралом, не забывай о своих ближних. Должностишку подкинь поприличнее, чтобы денежно и не пыльно.
— Пошел ты знаешь куда!..
— А что? Твое стремительное продвижение по служебной лестнице весьма обнадеживает.
В другое время я дал бы Игорешке по затылку. А сейчас — вот глупое положение — не могу даже красноречиво выругаться. Не положено. Командир отделения должен быть на высоте. И кто придумал эту иерархию?
Когда утром старшина влепил мне выговор, я попросил:
— Уберите меня с «комодов». Не умею я, не могу и не хочу.
— Вот уж не ожидал от вас, Соколов, — сказал старшина. — Хлюпик вы!
— Так ведь свои же ребята.
— Вот что, Соколов. Этого разговора у нас не было. Я от вас ничего не слышал.
— Не по мне это.
— А вы что думаете, мне нравится раздавать вам «фитили»? — рассердился старшина. — Или, думаете, я обожаю проверять, сняли ли вы на ночь подштанники? Идите подумайте и больше ко мне с такими просьбами не обращайтесь.
Конечно, кому-то надо всем этим заниматься. Вчера тот же Бойко грязные носки под подушку сунул. Говорю: «Ведь ты же дышать всем этим будешь». Улыбается нахально: «А может, мне нравится?» Ну что ты с ним сделаешь?
А старшина то и дело напоминает:
— Требовательности мало проявляете, Соколов. Боитесь вы, что ли, своих подчиненных?
Я твержу:
— Так ведь свои же ребята.
— Вы что, решили поиграть со мной? Заладили одно и то же, как испорченная пластинка. А мне они чужие, что ли? Ведь все, что мы делаем, — не просто ради службы. Ради них же самих. Вы это понимаете?
— Я-то понимаю. А вот они…
— Так внушите им! Ведь вы же обязаны их воспитывать…
Это я-то воспитатель! Чистый смех. Тоже мне, нашли Макаренко.
13
— Соколов, Пахомов! — окликнул нас старшина первой статьи Смирнов.
— Есть!
— Идите сюда.
Старательно печатая яловыми ботинками по плацу, мы двинулись к старшине и замерли, не дойдя до него на предусмотренные уставом три шага.
— Вольно. Подойдите поближе. Завтра для вас подъем в пять утра. Поедете со мной.
— Куда?
— Слушайте, Пахомов, вас здесь чему учат?
— Есть подъем в пять утра! — испуганно выпалил Игорь.
— То-то. Поедем завтра в Калининград, отправим семью одного офицера, его в Лиепаю перевели. Ясна задача?
— Так точно. Разрешите идти?
— Идите отдыхайте.
Мы отошли к курилке.
— Видал? — зло спросил Игорь. — Бесплатная рабсила — вот ты кто. Лакей. Барыня изволят-с прокатиться в Питер. Пожалуйте-с ваш саквояжик. Покорнейше благодарим за чаевые-с. Тьфу!
«Барыня» оказалась совсем не такой, какой она нам представлялась накануне. Это была женщина средних лет с усталым лицом и грустными глазами.
— Право, мне неловко, — говорила она старшине. — Но пересадка в Калининграде пугает.
На руках она держала младенца, за подол ее платья уцепились еще три пацана. Должно быть, погодки, самому старшему лет шесть, не больше.
— Зачем вы говорите все это, Анна Васильевна? — с упреком сказал старшина первой статьи Смирнов. — Укажите лучше, что грузить.
— Вот эти четыре чемодана, корзину и ванну с посудой.
— Не густо.
— Шестой раз переезжаем, — вздохнула Анна Васильевна и сунула младенцу соску.
— Бери, ребята, чемоданы. С ванной осторожнее, не побейте посуду, вдвоем тащите. А я займусь этой лапшой. — Старшина подхватил на руки старшего из пацанов. — Поедешь к папе?
— На корабле ходят, а не ездят, — серьезно сказал мальчик.
— Э, да ты, брат, ученый морячина, — засмеялся старшина.
Поезд еще не подали, мы выгрузились на перроне.
Сыпал мелкий дождь. Анна Васильевна ушла со своим выводком в вокзал. Мы закурили.
— Вот так, профессора, — сказал старшина, — усвоили?
— М-м-да, ситуация.
