оставалось детским, взгляд поражал несоизмеримой силой и знанием. Словно она видела тебя насквозь, знала твои мысли и желания, тайные слабости и пороки. Заглянув ей в глаза, хотелось не отрываться от их глубины, затягивающей в водоворот безумия.
Вскоре я выявил закономерность: стоило Марии ступить на порог, и состояние жены усугублялось, а страхи и странности в поведении увеличивались. И тогда у меня зародилась мысль, что это взаимосвязано. Я уже рассказал о странных событиях, предшествующих зачатью Анны, о некоторых паранормальных способностях, которые проявлялись изредка у неё, и, возможно, ввёл вас в заблуждение, дав повод подумать о её колдовской сути. Нет, Анна не была рождена колдуньей. Она носила в себе определённую мистическую силу, но та предназначалась для достижения иной цели. Моя жена была рождена, чтобы её эмоции и чувства, по большей части негативные – страх или боль, питали и делали сильнее с каждым днём силы зла. Она была не обычной едой для потустороннего паразита. Её рассудок он смаковал изысканно и извращённо. И этим паразитом была Мария.
5.
От давней столичной жизни у нас с женой остались неплохие сбережения. К тому же, покойная мать слыла известной мастерицей в консервации овощей и фруктов с огорода, лесных ягод и грибов, а так же собственноручно закатанной тушёнки из дичи, добытой отцом в сезон охоты. И при жизни наделала большие запасы. Да и кое-какая живность копошилась во дворе, снабжая бесперебойно молоком и яйцами. Так что от голода нам умереть не грозило.
Мне пришлось прервать практику в поселковой больнице и попросить расчёт. Оставлять Анну в доме одну по-настоящему угнетало меня. От заторможенного просиживания в кресле она перешла к действиям, причиняя боль самой себе. Ногти на руках жена обгрызла до мяса, но не остановилась на этом, а продолжала уничтожать их дальше. Ни с того, ни с сего обрезала длинные пушистые локоны, уверяя меня, что не помнит когда и как это сделала, и куда потом дела волосы. А потом Анна начала истязать себя. Первые порезы, неглубокие, как царапины, я заметил у неё на руках. Со временем они стали длиннее и глубже, появились на груди, боках и бёдрах. Я собрал и запер в кладовке все режущие и колющие предметы, которые нашёл в доме. Но это не помогло. Кровоточащими огрызками ногтей Анюта ковыряла кожу. Ни увещевания, ни ругань не останавливали её. Жена плакала, показывала мне истерзанную плоть и горячечно шептала: «Вот они, Андрюша. Разве ты не видишь? Их надо вытащить! Они растут! Они поедают меня заживо! Я же не умерла? Помоги мне избавиться от них, умоляю тебя!» Но я не видел то, что чудилось ей: червей, копошащихся под кожей – опарышей.
Моему терпению пришёл конец. Я не желал больше слушать отказы жены и твёрдо решил увезти её в район, в психиатрическую клинику. Зима, наконец, соизволила вспомнить об обязанностях, данных ей свыше. Ночью прошёл долгожданный снегопад и сделал окружающее кипельно белым и ангельски чистым. С твёрдым намереньем запрячь Гвидона, старого чёрного, как гуталин, мерина, я вышел из дома и ступил на подворье. Солнце задерживалось с восходом за далёким горизонтом и не торопилось облагодетельствовать недолгим зимним светом землю заповедника, но от снега стало светлее. Девственно нетронутый покров, без единого следа расстилался вокруг. Редкие крупные снежинки, плавно покачиваясь, опускались вниз. Лес молчал – ни звука. На мир опустилась тишина. Что-то было неправильное в ней, противоестественное. И тут я понял! Не возились сонно куры на насесте, не шуршали соломой две пегие козы в сарае. И кочет не оповестил о скором явлении светила. Я бросился на скотный двор, заранее предчувствуя, что увижу. Неизвестная тварь добралась и сюда и вырезала скот и птицу подчистую. Моя последняя надежда убрать Анну подальше от дома потерпела крах. Мерин тяжелой глыбой чернел в дальнем углу. Подойдя ближе, я увидел, что горло его растерзано, но вокруг лишь небольшие лужицы тёплой крови, от которых шёл еле заметный парок. «Хищник здесь, наблюдает за мной!» – Пронеслось молниеносно в голове. Я резко обернулся к выходу и от испуга вздрогнул всем телом. У раскрытых ворот сарая, облокотившись о косяк, стояла Мария. На её лице блуждала глумливая ухмылка, а глаза слабо светились в сумраке. Она призывно облизнула тёмные, словно налитые кровью губы, на секунду оголив белизну зубов, показавшихся мне слишком острыми и длинными. Не говоря ни слова, девочка развернулась и пошла прочь, в сторону леса. Вскоре она скрылась за стволами исполинских деревьев, а я всё смотрел, не в силах тронуться с места. Смотрел и не понимал, что происходит. Солнце робкими лучами осветило снега и добавило им нежно розового оттенка. Но это великолепие запятнали лишь мои следы.
Туши животных я закопал недалеко от дома. Анна в помощники не годилась, поэтому пришлось провозиться с захоронением до темноты. К моей радости, жена чувствовала себя значительно лучше, даже сумела приготовить нехитрый обед. Тогда мы ещё не поняли, что изменилось. Первую ночь за долгие месяцы оба спали, как убитые. Наутро Анна проснулась прежней. Галлюцинации и навязчивые идеи исчезли. Зло на время оставило нас. Так началось наше зимнее заточение.
Оставшись без лошади, мы потеряли последнюю связь с внешним миром. Машина не годилась для езды по занесённым снегом лесным просекам. Телефонная трубка не подавала признаков жизни, наверно, где-то оборвался кабель, хотя я склонялся к версии, что его повредили умышленно. Местные, видимо, решили, что мы покинули заповедник, поэтому не стремились навестить отдалённый уголок кущи. Мы были предоставлены только друг другу, хотя временами у меня возникало ощущение, что незримый наблюдатель присматривает за нами. Долгими тёмными вечерами мы вспоминали и рассказывали о детстве и юности всё до малейших подробностей. Строили догадки и предположения. Тогда Анна и посоветовала мне перенести наши истории на бумагу, и я начал писать эту невероятную повесть. А ещё мы много читали, благо книги, в детстве найденные мной в старых сундуках, стоящих в мансарде, остались целы. Только особенные книги мне не удалось обнаружить – гримуары, с которыми забавлялись мои бабки, а потом мы с Софией. Я искал тщательно, обшарил все укромные уголки дома, но дьявольские фолианты, как сквозь землю провалились.
6.
С ласковым весенним солнцем и хрустальным перезвоном капели на нас снизошла благодатная весть – Анна забеременела. С пробуждением природы мы словно получили надежду на рождение новой счастливой жизни. Марию с последней встречи зимним утром я не видел. Ни она, ни кошак не появлялись возле дома. Хотя утверждать определённо я не мог и постоянно вспоминал, как за уходящей девочкой не оставалось следов на укрывшем землю снегу.
О переезде в город Анна теперь и слышать не хотела. Как только дорога освободилась от снега и слегка подсохла, мы съездили в райцентр за продуктами. Потом она уговорила меня купить у сельской пары стариков, собравшихся переехать на постоянное жительство к дочери в город, их птицу и скотину. После недолгого раздумья, я согласился. Жена порхала по дому, напевая весёлые песенки, и болтала о милых пустяках с утра до вечера. Былые страхи остались у прежней Анны. С появлением в её лоне новой жизни, она почувствовала себя приобщённой к некому таинству. И вместо того, чтобы силой увезти беременную жену подальше от места, где в давности зародилось зло, я пошёл у неё на поводу.
У старой четы, помимо кудахтающей и блеющей живности, взамен погибшего зимой мерина, я купил отличную соловую лошадь с милой кличкой – Апрелька. Кобыла обладала упрямым норовом и грациозной статью. Самым удивительным для меня казались её роскошные белые грива и хвост, словно искусно ухоженные. Хотя я сомневался, что у недомогающих стариков, с трудом обихаживающих и кормящих весь немудрёный дворовый зооуголок, оставались силы на визаж лошади.
Незаметно отцвела черёмуха. Ели разбавляли изумрудную свежую зелень сочным малахитом. Снег в лесу сошёл, оставив серые ледяные ноздрястые корки на дне оврага, прозванного людьми – Чёртова пасть. При жизни отец частенько рассказывал всякие небылицы, случавшиеся с ним возле впадины. Овраг и впрямь отличался зловредностью. Кто бы из егерей или охотников ни пытался добраться до его дна, это обязательно заканчивалось неприятностями. Смельчаки, решившие спуститься, срывались вниз, а потом не
