«искажения». Шли рядом с нами, уравняв скорость, точно боялись, что мы куда-то можем сбежать.
И никто не удивился, когда нам приказали идти на сближение не с основной станцией Союзнического флота в системе, а с одной из безымянных орбитальных конструкций, принадлежащих Крылатым.
Убежище приближалось. Это была крупная – в полтора раза больше Земли – планета суровых каменистых пустошей и мелких, но многочисленных морей. В свете Тау Кита облака единственного обитаемого мира системы были сиреневого цвета. Две бронзовые луны плыли в пространстве на приличном расстоянии друг от друга.
После сражения в поясе Корнуолла казалось, что здесь тишь и благодать. Гравитацию на корабле перевели на «ноль», оставили включенной лишь компенсацию критических перегрузок.
Задорожный взял управление кораблем на себя, нам же с Кучером можно было отдохнуть. Я словно прикипел к креслу, и выбраться из него оказалось нелегко. Руки и ноги плохо слушались, словно после непомерной физической нагрузки. Еще бы – в таких сражениях нам участвовать не доводилось. Во время учений на Геенне тоже было круто, но ведь то – всего лишь учения! А возле Поллукса мы и сами постреляли по врагу, и выжили, получив дырку в корпусе. Страшно подумать, сколько ребят погибло в бою. На каждой «элке» служат по сорок – сорок пять человек, так что арифметика простая.
Я снял шлем, закрепил его с обратной стороны спинки кресла. Встретился взглядом с Любимовым. Командир был угрюм и задумчив. Неестественно бледен, точно съел что-то не то. Он кивнул мне, мол, спасибо за службу, и отвернулся к своему монитору.
Створки люка разъехались в стороны, Серега выплыл в коридор. За ним последовал и я. Все наши крейсеры были вроде гусениц четырехсотметровой длины, собранных из модулей-сегментов. Во всех модулях имелась собственная система жизнеобеспечения, и в случае серьезной аварии их можно было расстыковать. В таком случае «элка» превратилась бы в подобие разобранной детской пирамидки. Правда, до сих пор не слышал, чтоб кто-то на практике применял этот метод.
В кубрике оказалось полным-полно людей. Это из-за Крылатых, которые расположились на свободных койках, что тянулись в два ряда вдоль переборок. Одиннадцать человек в тонких комбезах, которые надевают под скафандры, смерили нас взглядами, и никто не сказал ни слова. Чтобы не беспокоить наших гостей и союзников, мы с Серегой достали запасные спальники и прикрепили их на «тараканьи места» – то есть на подволоке. Один черт – гравитация «ноль».
Крылатые взопрели, как мыши, в своих боескафандрах и теперь благоухали на весь кубрик. Наши поглядывали на них искоса. Кстати говоря, на любом крейсере во время похода запашок стоит, как в спортивной раздевалке, а тут еще такой перебор по количеству душ.
Присутствие осназовцев сковывало всех. Те молчали, как неживые. Смотрели кто в палубу, кто в подволок. Кто – друг на друга.
Работа у них, конечно, была собачьей. Что они пережили на том астероиде-спутнике? Сколько «мумий» отправили в мир иной, сражаясь с ними не на расстоянии сотен километров, как мы, а лицом к лицу? Сколько своих товарищей оставили на подземных горизонтах?
И какого дьявола их вообще туда занесло? Ведь на Объект-114 высаживались десантники из «островитян»! Осназ Крылатых – откуда? И ведь не спросишь же… Я поглядел в лицо первого попавшегося Крылатого – тот жевал жвачку и смотрел стеклянным взглядом на мысок своего башмака.
Я устроился в спальнике. Уснуть, когда перед тобой вспыхивают и сгорают космические корабли – стоит только закрыть глаза, – естественно, невозможно. Я, в общем-то, даже не пытался.
Наши ребята обсуждали вполголоса битву. Ее мало кто видел… Только «оптикам» довелось любоваться зрелищем на своих экранах: под разными ракурсами и с разным увеличением. Говорили в основном о своих ощущениях. У кого-то – мурашки по коже в то время, когда нас облучают радарами наведения, у кого-то чешется в паху, когда мимо ЛК-50 пролетает снаряд рельсовой пушки. Обычные байки. У всех, конечно, был жуткий тремор после битвы. И у меня, безусловно, тоже. Начинает быстрее биться сердце, потом леденеют руки и ноги… Хорошо, что сейчас, а не тогда, когда я за пультом.
Я узнал, что, помимо дыры в модуле гравитроники, мы получили уйму микропробоин по всему корпусу. Что у нас травят баки с горючкой и окислителем, что за последние два часа мы потеряли столько воздуха, сколько не смогли бы израсходовать за двое суток…
– Садыкова и Носова убило в гравитронной… Рустама – сразу, осколок сквозь него пролетел, а Сашка просто не добежал… Я успел под створкой люка проскочить, а он там остался…
Вот еще одна исповедь. Сидит на воздухе, придерживаясь за койку, занятую Крылатым осназовцем, наш мичман-гравитронщик и словно нехотя, по фразе, изливает то, что у него на душе.
– Пацаны в пакетах сейчас лежат. Во вспомогательном модуле.
– Война есть война, – отвечает ему Толя Беркович. – Осталось, что похоронить, – и на том спасибо.
– За что – спасибо? – не понимает мичман. – Кого мы спасали? Кого мы должны были спасти? – спрашивает он ближайшего Крылатого. Осназовец молчит.
– В самом деле, – неожиданно решает поддержать мичмана старший инженер Эдик Озерян. – Кто из вас старший по званию? – обращается он к Крылатым.
– Мое звание соответствует вашему званию капитана. – Один из Крылатых расстегивает ремни, которыми он прикрепил себя к койке, и выплывает в проход. В его движениях – грация бойца, натренированного сражаться в любых условиях. От ноля «же» до двух и даже трех. Крылатый зависает подо мной. – Я – командир группы особого назначения. Мое имя – Сааведа.
– Так кого мы спасали? – вновь повторяет вопрос мичман. – Военнопленных? Заложников? Кого?
– Значит, так, союзники… – капитан Сааведа вздыхает, обводит кубрик взглядом, затем говорит бесцветным тоном: – Мы не вправе разглашать какую-либо информацию о нашей миссии. Мы – солдаты, и вы – солдаты. Все мы выполняем приказы и друг друга понимаем, верно?
Молчание. Сопение. И внезапно громким кажется гул вентиляции.
– Верно, капитан, – отвечает Озерян. – Мы не знали, что ваше задание секретно.
– Не спрашивайте ничего, союзники, – Сааведа снова подтягивает себя к койке. – Скоро мы покинем ваш корабль.
– Да понятно, капитан, – говорит Беркович. – Это нервы у всех после битвы шалят.
– Конечно, – соглашается Сааведа, и на его лице появляется ледяная усмешка. Немного жутковатая, на мой взгляд.
Вялый разговор продолжается больше часа, затем звучит сигнал – предупреждение о предстоящем маневре; Задорожный готовился вывести ЛК-50 на траекторию сближения со станцией Крылатых.
Какое-то время ощущалось ускорение, направленное в сторону кормы. Наши спальники прижало к подволоку, как прижимает водоросли ко дну подводным течением. Потом снова наступила невесомость. Мы с Кучером перекинулись парой слов и решили вернуться в рубку, хотя нас не вызывал командир, и мы могли отдыхать со спокойной совестью. Но в переполненном кубрике оставаться желания не было. К тому же предстояли не обычные сближение и стыковка с любой из станций Союзнического флота, а с какой-то зашифрованной ерундой на орбите Убежища.
Я занял свое место, надел шлем и перчатки. На фоне сиреневых облаков секретная станция Крылатых выглядела черной кляксой. Задорожный справлялся с нашей «элкой» на «отлично». Был он пилотом опытным и вдоволь налетался на стареньких КК в те годы, когда я еще протирал штаны в Академии.
– Что говорят союзники? – поинтересовался Любимов.
– Молчат, Валерий Петрович, – ответил Кучер. – Миссия у них, мол, «совершенно секретно».
– Ничего не выведать?
– Ничего.
– Ну и черт с ними…
– Секретная миссия… секретная станция… – протянул старпом.
– Попахивает этот приказ, мужики, – хмуро добавил Любимов. – Добра не жди.
– Ну да, с адмирала – взятки гладки! – высказался Кучер.
– Сергей! – я не видел лицо Задорожного, но живо представил, как он морщится.
– Не переживай! Если что случится, ответственным сделают не тебя, – отмахнулся командир.
Я посмотрел в иллюминатор. Станция была уже рядом. Редкие навигационные огни; корпус, покрашенный в черный цвет, турели пневмопушек, пара «воронов», уткнувшихся носами в один и тот же
