вынести? Пусть комитету по печати стыдно будет.
— Не получится, — отвечал Рябцев, прихлебывая чай с грушевым вареньем. — Мне вчера из мэрии звонили, сказали, очередное заседание откладывается. На неопределенное время.
— Это почему же?
— Да кто же его знает? — пожал Рябцев плечами. — По мне, так лучше вообще ее не собирать. И без того работы накопилось — жуть! Не успеваю сахар покупать.
И правда, все видимое пространство на веранде было заставлено ведрами и тазиками с щедрыми осенними дарами. А также всевозможными стеклянными емкостями с уже готовым продуктом. Посидев для приличия с полчаса, Гулькин ушел, унося в руках баночку сливового компота. Стыдно признаться, но на писательском участке ничего, кроме вишни, не росло, да и ту прозаик давно уже использовал по назначению.
Осень уже заваливалась на октябрь, однако ночи были еще теплыми. Ворочаясь на потертом диване в своей дощатой «землянке», Гулькин с грустью вспоминал времена, когда тиражи были еще большими. Но вот уже лет пятнадцать, как они становилось все меньше и меньше. А уж о премиях и говорить не приходится: раз в год дадут, и то где-нибудь в феврале, а то и до мая отложат.
Редактор ясно сказал: Борис Семенович, хоть режь свое «Осмысление» по частям, но больше десяти листов не дам. В бумаге, мол, ограничен! Понанесли мемуаров — не продохнуть, а денег из комитета по печати, один черт, не дают. Но вам-то, по старой дружбе… тем более что профессор Рябцев рекомендует.
Стыдно признаться, но Гулькин расстроился. Сгоряча пообещал на издательство управу найти, а… где ее, спрашивается, искать? Так что, хорошенько поразмыслив, Гулькин понял, что резать все-таки придется.
Всю следующую неделю руки у Гулькина были по локоть в крови. Начал писатель, понятно, с «СС» и «Вервольфа» — вырезал их из рукописи целыми страницами. Потом увлекся — и полоснул по главе, где Фрол Угрюмов перед тем, как отправиться за «языком», играет на баяне. И хорошо полоснул! В общем, так и пришлось Фролу ползти по заснеженной степи, совершенно не доигравшим. А вот над эпизодом с допросом в блиндаже Гулькину пришлось подумать. И в самом деле, резать — жалко, а не резать — глупо, можно вообще без книги остаться. В конце концов, писатель догадался легонько оглушить немецкого полковника и на фроловой спине перенести через линию фронта. А там уже и до своих недалеко.
— Ровно десять листов, как договаривались, — сказал Гулькин в издательстве. Тем не менее, заметно отощавшую рукопись редактор принял с таким выражением на лице, будто только что получил зарплату.
— Уж и не знаю, успеем ли к Годовщине, Борис Семенович, — вздохнул редактор. — Больно заказов много, и всем срочно — давай, печатай! А мощности у нас, сами знаете, какие, да и бумага…
— А что — бумага? Небось, Льву Толстому сразу бы бумагу нашли! — оскорбился Гулькин.
— Так то — Толстой! — Вякнул было редактор, но писателя уже понесло.
— Понимаю. Безухов, Наташа Ростова… Ну, как же, князья! А ведь они даже во сне мороженой конины не ели. И это, по-вашему, зеркало народной жизни? Роман-эпопея? Компот это сливовый, а не роман!
Словом, высказал все, что думал, да так, что редактора слегка зазнобило. Он пообещал поискать резервы… и чудо! Резервы и в самом деле нашлись. При этом редактор честно признался, что издать больше тысячи экземпляров вряд ли получится, да и то исключительно по старой дружбе. («Сколько лет уже вас знаю!») Зато пообещал на обложку золотое тиснение, чем Гулькина к себе и расположил.
Старую дружбу писатель в тот же вечер подкрепил бутылочкой хорошего вина. Дело того стоило, это я и по себе знаю. Помню, помню я запах типографской краски и казеинового клея, нежный хруст открываемой книги и вкрадчивый шорох свежеотпечатанных страниц! А вот какое вино я тогда пил — не помню. Выскочило из памяти! Может, «Агдам»? Нет, скорее всего, портвейн «три семерки». Это ведь только классики «Мадеру» в издательствах пьют…
Эх, да что там — «Агдам»? Что — «Мадера»? Разве только с редактором посидеть. Вот мэр Дурин, так тот даже в комсомольцах «Агдам» не пробовал. В один из первых дней октября мэр сидел у себя на кухне (24 кв. м), пил коньяк «Три звезды» и беседовал с одним приятным человеком. Не важно, где и кем этот приятный работал, а важно, что именно этот приятный умел. Умел же он многое, в том числе и доверительно беседовать по душам, а также давать весьма ценные советы.
— Сюда бы Костю Навродина! — мечтательно вздыхал приятный над лимоном, щедро посыпанном сахаром. — Вот бы кто вам помог, так помог. Гений, а не человек! Я давненько за ним присматриваюсь.
— Кто этот Костя? — быстро спросил мэр. — Не знаю я никакого Навродина!
— Что? Вы Костю Навродина не знаете? Ну, Аркадий Филиппович, это уже слишком, — Сидевший за столом рассмеялся, но негромко, в пределах приличия. — Вот как вас, оказывается, Монумент-то наш расстроил!
В любом деле найдется свой гений, в каждом городе отыщется свой Наполеон. Гражданин Навродин Константин Иванович (можно просто Костя), был одновременно и тем, и этим. Так его за глаза в Городе и называли: «Наш гениальный Наполеон».
Признаться, ничего особенного в Константине Ивановиче не было. Про таких говорят: «серединка на половинку». Роста — маленького, образования — средненького… Словом, плюнуть и растереть. Если что и восхищало в Навродине, так это его непомерные амбиции, многократно усиленные дьявольской изобретательностью и отчаянным везением карточного игрока.
Вы что-нибудь про «Супер-инвест» слышали? Была когда-то такая компания, предлагавшая куда-то что-то вложить, да побыстрей, пока другие туда не вложили. Ну, как же, как же!.. До сих пор помнят в Городе рекламные плакаты, на которых изображен был некий, весьма довольный всем, гражданин с денежной пачкой неописуемых размеров. Броская надпись гласила: «Чтоб ты жил на такую зарплату!» И тут же адрес, куда надлежало за этой зарплатой приходить.
Да, было, было… И длиннющие очереди у дверей «Супер-инвеста», и зарплаты, которые там якобы выдавали. Журналист Вертопрахов, тогда еще отнюдь не Серебряный, и тот умудрился здесь своё получить. Били его не долго, но сильно — свернутой в трубочку газетой, где журналист накануне пропечатал большое интервью с Навродиным, под лихим заголовком: «Эх, озолочу!».
Потом «Супер-инвест» как-то вдруг захирел, скукожился и закрылся, а Навродин мгновенно исчез, причем далеко и надолго. Ходили слухи, что якобы видели Костю в Пермской области, в колонии строго режима, кажется, в 7-м отряде, и что вроде бы он там был весь в законе, да и вообще… Но это уже, извините, сплошные выдумки. Ни в какую Пермь Навродин не ездил, да он и места такого на карте не знает, а отдыхал Костя в Баден-Бадене, где между рыбалкой и прогулкой написал одну поучительную книгу — «Как я однажды целый Город пятью хлебами накормил». Не читали? И правильно: длинно, скучно, неинтересно. Да и что, извините, хорошего гений может написать?
— Навродин — это Навродин! — мечтательно вздохнул приятный. — Правда, сейчас он в Германии. Года три как туда улетел. Еще чемодан у него был желтый, на «молниях»… В Кельне живет. Ну, совсем стопроцентным арийцем стал. Без «прозит!» и рюмку не поднимет. А из тех, кто остался… право, не знаю, кого вам и посоветовать. Есть такой Александр Максимович, но его лучше не беспокоить — у него и без того в Аппарате позиции слабые, да и с женой нелады. Виктор Степанович? Ну, что вы! Теперь он к Аппарату даже близко не рискует подходить, да и глуп, между нами говоря… Я так думаю, лучше всего к Шелудёву обратиться. Надежный мужик, хотя и он ни без греха. В общем, звоните Васе Шелудёву, что-нибудь он и придумает. А там, глядишь, и Костя Навродин откликнется.
Делать нечего, мэр позвонил. Шелудёв долго ахал в мембране и обещал непременно помочь. И точно, уже в понедельник подали весть из Москвы. Сказали, чтобы мэр не расстраивался и что помощь уже близка, нужно только до Годовщины продержаться.
— Наши специалисты к вам уже выехали, — бодро сообщила трубка.
В ожидании специалистов Дурин срочно командировал Фуфлачева в Киев — разузнать насчет памятников старины. Они ведь там уже тысячу лет стоят, и хоть бы хны! А ученых людей там и вовсе пруд пруди. Так почему бы им своим опытом с соседями не поделиться?
А здесь как раз и долгожданные специалисты из столицы подъехали. Скажем сразу, мэру они понравились. Один внешний вид у столичных чего стоил! Понятно, знакомство началось с чашки кофе, так
