поглупее.
Грек, увидев, что монета медная, скривился. Видимо, ожидал по золотому за каждое сказанное слово. Ведь он, такой умный и ученый, вещал диким варварам. Меня удивило количество халявщиков на улицах столицы. Складывалось впечатление, что здесь работают только рабы, а ее жители считают более приличным попрошайничать, мошенничать или просто ничего не делать.
— Кто такой Александр Македонский? — спросила Алена.
Она и оба скифа сопровождали меня в этой экскурсии.
— Один из многих извергов, страдающих манией величия, который частично реализовал ее. — Поскольку она не понимала половину слов из этой фразы, сменил тему: — Пойдем в главный храм православия.
Я посещал храм святой Софии в конце двадцатого века. Вроде бы не сильно изменился. Разве что убранство всё сейчас из драгоценных металлов, а не имитаций. Впрочем, меня больше впечатлил не пятнадцатиметровый серебряный иконостас, не алтарь из золота и драгоценных камней, не большие золотые светильники, не огромный амвон из разноцветного мрамора, украшенный мозаикой, а тридцатидвухметровый купол с сорока окошками по ободу, сотворенный на пятидесятиметровой высоте. Экскурсовод в двадцатом веке говорил, что император Юстиниан, построивший этот храм, войдя в него впервые, воскликнул: «Соломон, я превзошел тебя!» Я спросил об этом сновавшего по храму старого монаха. Он ответил, что служит при храме с момента ввода в эксплуатацию, но ничего подобного от императора не слышал. Правда, во время визитов императора монаха в храм не пускали. Если Святая София произвела сильное впечатление на такого махрового атеиста, как я, то на скифов и особенно на неофитку Алену она просто обрушилась. Открытые от восхищения рты у них не закрывались с полчаса после того, как мы вышли из храма. Алена даже перестала заглядывать во все пассажи и рассматривать там шмотки. Она уже выбрала выделенную ей сумму. Скифы несли два больших узла барахла, которым она обзавелась. Хотел я купить здесь побольше шелка, но оказалось, что в свободной продаже его нет, но мне пообещали принести немного прямо на шхуну, предупредив, что вывоз этой материи за пределы империи карается жестоко. Меня это не испугало, потому что вырос в дочке этой империи и привык к тому, что жестокость законов смягчается необязательностью их исполнения.
Сегодня был праздник, день основании города. Народ шел в одном направлении — к ипподрому. Мы тоже прогулялись туда, посмотрели на него. Заходить внутрь я не захотел, потому что не люблю спортивных фанатов в стадном состоянии. Мое внимание привлекла компания «золотой» молодежи с подстриженными, как у персов, бородами, выбритыми, как у готов затылками, в странного вида узких синих туниках с накладными плечами и рукавами с длинными узкими манжетами, закрывающими часть ладони, в облегающих «аланских» штанах и туфлях с загнутыми кверху носками. Позади шли слуги, которые несли позолоченные или посеребренные «анатомические» панцири.
— Кто это такие? — спросил я проходившего мимо мужчину в зеленом, торговца по виду.
— «Синие», — ответил он и, догадавшись, что мне это слово ничего не говорит, объяснил: — Соревнуются колесницы четырех цветов. Эти поддерживают синюю.
— А похожи на «голубых»! — сказал я.
Торговец не понял, что я имел в виду, но интонацию одобрил улыбкой.
А мы купили сладостей и пошли на шхуну. После рейса меня очень сильно напрягает многолюдье городов. Такое впечатление, будто высасывают из меня положительную энергию, накопленную при общении с морем. Поэтому стараюсь надолго не задерживаться на берегу.
Сразу по приходу в бухту Золотой рог, где располагался торговый порт, на борт прибыл на шлюпке чиновник, содрал две номисмы — так на греческий манер называются золотые солиды — и, узнав, что я привез зерно, сразу приказал становиться под разгрузку. Оказывается, в Константинополе зерно — стратегический груз. Покупает и продает его только государство. Я не стал роптать, потому что цену предложили приличную, в два раза выше, чем она стоит в Херсоне. Принимали груз на объем, который измерялся амфорами. Стандартная амфора вмешала примерно столько же, сколько молочный алюминиевый двадцати пяти литровый бидон, с которыми я часто имел дело в деревне по месту прописки. Тальманить — считать амфоры — пришлось самому, остальные работали грузчиками. Благо, на «Альбатросе» есть грузовая стрела, не на горбу вытаскивали. Расплатились на следующий день после приемки зерна. Меха, воск, мед, металлы, рабов-пиратов и их шлюпку разрешили продавать самому. С каждой торговой операции чиновник состригал десятую часть. К тому времени я уже нашел покупателей. В итоге, затратив деньги только на вино, бочки и сети, я заработал столько, что хватило бы построить шхуну чуть поменьше этой. Грузиться здесь не собирался из-за «ограничительной экспортной пошлины» — пятнадцать номисм с любого груза в придачу к десятипроцентной при покупке. Портовый чиновник, принимавший зерно, посоветовал мне сходить на Родос за вином, которое можно выгодно продать в Александрии, а там купить зерно и привезти сюда. Видимо, у них тут напряг с хлебом. А почему напрягу не быть, если почти полгорода ест халявный, который пекут в государственных пекарнях и раздают потенциальным бунтарям из трущоб, которые не хотят работать?! У каждой Америки свои негры…
24
Я никогда раньше не был на Родосе, только мимо проходил. На нем было одно из семи чудес света — Колосс Родосский. Сделанный из меди, он стоял на входе в порт, суда проплывали между ног, и служил маяком. До двадцатого века он не дожил. Как и до шестого. Мне сказали, что Колосс рухнул лет триста назад во время землетрясения. Обломки до сих пор лежали по обеим сторонам входных ворот порта. Большая куча! Родосцы очень убедительно говорили, что обязательно восстановят его. Как хотелось им поверить…
Вино родоское, действительно, прекрасное. По моему мнению, ничем не хуже французских. Просто в двадцать первом веке отпиарены не так громко. Но сейчас у него не было достойных конкурентов. Галлы только учатся делать хорошее вино. Я набрал его под завязку. Стрелой поднимали сразу по две амфоры и опускали в трюм. Там приходилось перемещать их вручную. К полудню в трюме становилось, как в бане. В обед я делал перерыв на сиесту. Греки привыкли спать после обеда. Остальным эта привычка тоже стала нравиться в жарком климате, хотя раньше готы, скифы и росы посмеивались над ней.
Перед выходом в рейс я пополнил курятник, потому что предыдущих его обитателей мы съели на переходе из Константинополя. Куры здесь были помельче и петухи не такие агрессивные, как антский. Когда живешь в таком райском месте, расслабляешься, теряешь боевые качества. Здесь жара еще терпимая, без повышенной влажности. Восточнее, от Кипра и дальше, она хуже переносится. К утру на палубе слой водяного конденсата в несколько сантиметров толщиной, который испаряется в первые же минуты после восхода солнца. Стараешься не выходить из зоны действия кондиционеров, потому что сразу становишься мокрым от пота. Еще я приобрел и установил на ахтеркастле баллисту, которая метала камни весом примерно с килограмм на дистанцию метров двести. Такие камни вряд ли нанесут большой урон, но предупредят, что нас лучше не трогать.
Мы держали курс почти на юг. Ветер был слабый и постоянно менял направление. Иногда не хотелось переносить паруса, чтобы не напрягать людей в жару. Им и так нелегко, а выигрыш будет всего миль десять в сутки. Про весла я даже не заикался. Как-нибудь доберемся. Водой и едой запаслись на Родосе основательно, надолго хватит. Это не считая вина в трюме.
Часто нас сопровождали дельфины. Вдруг рядом со шхуной выскальзывали из воды темные тела с вытянутыми носами и снова в нее погружались, как бы обогнув округлую кочку. Они любили скользить рядом со шхуной, когда она набирала ход, выныривая то с одного борта, то с другого и как бы приглашая порезвиться с ними. Греки хотели загарпунить парочку, но я запретил, сказал, что у моего народа дельфины считаются священными животными. Выдал желаемое за действительное.
После захода солнца я выбирался из-под навеса, где прятался от солнца весь день. Ветер обычно стихал, шхуна замирала с пожухшими парусами. Я раздевался и прыгал за борт. Вода была теплая и изумительного цвета. Я с юношеских лет любил цвет аквамарин, знал, что в переводе это слово значит «морская вода», но, побывав тогда только на Азовском и Черном морях, не мог понять, почему он так
