доски на старой части пристани. Сюда удобно переправлять войска и грузы из Нормандии для войск императрицы, следовательно, дела у местных жителей идут все лучше и лучше. Они даже меняли деревянные башни городской стены на каменные.
Я встал на два якоря чуть выше пристани. Трофейное судно подтянули поближе, укоротив буксир метров до двадцати. Матросы спустили ялё на котором я добрался до берега. На пристани меня ждал городской чиновник — тщедушный мужчина с кривыми ногами. Увидев, что я рыцарь, а не купец, он сразу скис: деньгами не пахло, а разве что неприятностями.
— Хочу продать второе судно. Прошу тридцать фунтов. Если найдешь покупателя за три дня, один фунт — тебе, — обрадовал я его.
Чиновник сразу подвоспрял:
— Оно в хорошем состоянии?
— Оснащено полностью, течет в меру, — ответил я.
— Надо бы посмотреть, — сказал чиновник.
— Смотри в любое время, — разрешил я.
В первый день на судне побывали две группы потенциальных покупателей. В первой, кроме чиновника, было два человека, во второй — три. И те, и другие тщательно обследовали судно изнутри и снаружи, о чем-то поспорили, яростно жестикулируя. На второй день, ближе к обеду, на шхуну пожаловала вторая компания. Все трое с лицами крестьян, но одеты получше многих рыцарей. Их сопровождали трое слуг с кожаными сумками через плечо. Значит, приехали покупать.
Я пригласил купцов и чиновника в каюту, угостил трофейным вином из бронзовых кубков на круглых подножках. Они удивленно осматривали каюту. На местных судах если и было жилье для капитана, то в лучшем случае узкая конура, в которой помещался лишь сундук, он же кровать. Выпив вина, они переглянулись, собираясь поторговаться.
— Вам здорово повезло, — опередил я их, усмехнувшись. — Такое судно стоит не меньше сорока фунтов. Только дурак-рыцарь может продавать его так дешево.
Они переглянулись еще раз, пытаясь определить, кто проболтался, а потом втроем уставились на чиновника, который попытался изобразить на лице полную невиновность.
— Ничего он мне не говорил, — спас я чиновника. — Меня прозвали Византийцем. Я долго жил там, кое-чему научился.
— Тогда понятно, — сказал один из купцов.
Я достал безмен:
— Зовите слуг с деньгами.
Слуги заходили по одному и выкладывали из сумок по десять фунтов серебра в монетах и слитках, которые я, взвесив, высыпал в трофейный сундучок. Видимо, судно покупали в складчину на троих. У одного немного не хватало, и он докинул на весы несколько пенни.
Затем я еще раз угостил их вином и сказал:
— В начале отлива я ухожу, так что поторопитесь.
И они заспешили на берег. Только чиновник задержался в каюте. Я дал ему засаленный кошелек бывшего владельца судна, в котором лежали двести сорок пенсов. Он собирался пересчитать, но, зная уровень их образования, я выпроводил его:
— Тебя ждут купцы. На берегу проверишь. Если что не так, вернешься.
Примерно через час на проданное судно прибыли два десятка гребцов, которые погнали его куда-то выше по реке.
34
К мысу Уирэлл подошли в пятницу днем, поэтому я не стал подходить к деревне, повернул в устье реки Ди, чтобы поучаствовать в еженедельной ярмарке. Вечером, с приливом, поднялись по реке и ошвартовались у пристани Честера, по соседству с собственным шлюпом, на котором Джек привез на продажу соленую треску и соль, и парой баркасов, на которых валлийцы доставили овец, по дюжине на каждом. С валлийцами я сразу сговорился, забрал у них всех баранов оптом, потому что попросили мои матросы из Лесной. На подходе к Честеру они спросили, не дам ли их долю, чтобы могли купить здесь овец — основное богатство каждой валлийской семьи? Я выдал всем матросам по пять шиллингов авансом, а старшинам по семь с половиной. Юнги получили один шиллинг на сладости. Остальное отдам их матери. Утром я организовал торговлю вином, которое расходилось очень хорошо, потому что цену установил божескую, и, оставив за старшего Джона, умевшего считать лучше всех, пошел в замок.
Ранульф де Жернон, граф Честерский, играл в шахматы со сводным братом Вильгельмом де Румаром, лордом Болингброком. Мне пришлось подождать, пока он выиграет.
— Скучно с тобой играть! Я бы с другим за это время три партии сыграл! — рассерженно заявляет лорд Болингброк, вставая из-за шахматного столика. Увидев меня, радостно произносит: — Привет, Александр! Иди обыграй моего брата!
— Ты хочешь поссорить меня с моим сеньором?! — с шутливой обиженностью спрашиваю я.
Вильгельм де Румар относится к моим словам серьезно:
— Как ты мог такое подумать?! Просто мне надоело, что он все время меня обыгрывает.
— Садись, — показывает мне Ранульф де Жернон на место напротив себя.
Я опускаюсь на теплый стул, нагретый лордом, начинаю расставлять фигуры.
— Ты в Честере по какому-то делу или просто так? — спрашивает Вильгельм де Румар после того, как его брат делает первый ход.
— Привез добычу на продажу, — отвечаю я, делая ответный.
— Что за добыча? — интересуется лорд Болингброк.
— Вино с материка, — отвечаю я.
— Хорошее? — спрашивает он.
— На мой вкус — да, — отвечаю я и увожу слона от «вилки», которую следующим ходом собирался сделать граф Ранульф. Он хороший ученик. — Пришлю тебе бочку, скажешь мне свое мнение.
— А где ты его захватил? — даже не поблагодарив за вино, спрашивает лорд Вильгельм.
— Граф Глостерский нанял мое судно отвезти в Кан Брайена де Инсула с большим и тяжелым сундуком, а на обратном пути попалось торговое судно с вином, — как бы между прочим сообщаю о своих тесных отношениях с Робертом, графом Глостерским.
Братья переглядываются. После этого Ранульф де Жернон начинает что-то усиленно обдумывать — и попадется на мою «вилку».
— Так его! — радостно подзадоривает меня лорд Болингброк.
Граф Честерский спокойно переживает потерю ладьи. Сделав следующий ход, он спрашивает как бы между прочим:
— А что бы ты сделал, если бы у тебя отняли владения?
— Я в чем-то провинился? — спрашиваю в ответ.
— Нет, конечно! — искренне отвечает Ранульф де Жернон. — Я чисто теоретически спрашиваю. Допустим, тот, кто забрал, сильнее тебя, ты не можешь на него напасть.
— Если бы он был слабее, не посмел бы забрать, — говорю я шутливо, а потом, понимая, что спросили меня не просто так, говорю серьезно: — У каждого человека, даже самого сильного, есть слабые стороны, есть что-то, что ему дороже захваченных владений.
— Например? — слушая меня очень внимательно, спрашивает граф Честерский.
— Например, дети, — отвечаю я, вспомнив будущие проделки американских потомков англо- норманнского графа. — Особенно наследник. Если его захватить, отец вернет всё и даже больше.
Братья опять переглядываются, и Вильгельм де Румар еле заметно кивает головой.
— Только потом будет война, беспощадная, — предупреждаю я.
— Она в любом случае будет беспощадной, — небрежно говорит лорд Болингброк.
Граф Честерский, видимо, так не считает.
