Слово — ребус-спотыкач.Но ручьем хрустально-светлымРусским складом, русским ладом,Со сказуемыми в центреЛьется Зайцевская речь.Пункт четвертый. Тихий Зайцев,Как ни странно, двоеженец:Он Италию с РоссиейВ чистом сердце совместил.Сей роман — типично русский,—И у Зайцева БорисаРимский воздух часто веетБезалаберной Москвой.Пятый пункт вполне интимный,И никто о нем не знает,Но редактор «Перезвонов»Должен выслушать меня:Он из рукописей пестрыхНи одной чужой страницы,По рассеянности русской,Не засунул за диван.Пункт шестой… Но, впрочем, будет…На челе у юбиляра,Я отсюда вижу ясно,Выступает мелкий пот.Слава Зайцеву Борису!В юбилей тридцатилетнийПусть его в России новой«Нива» новая издаст…Пусть по русским закоулкам —От Архангельска до Ялты —Разлетятся, словно брызги,Книжки светлые его…А пока мы здесь в ПарижеЗадушевно и любовноКрикнем Зайцеву БорисуБеспартийное «ура»!1926, 12 декабряПариж
Хорошо близ Занзибара,Притаясь в тенистом логе,Наблюдать, как слон с слонихойНа песке задрали ноги.Как жираф под эвкалиптом,Обоняя воздух душный,Самку издали разнюхав,Поцелуй ей шлет воздушный.Как бушмен с блаженной минойВ два украденных манжетаПродевает томно пяткиТемно-бронзового цвета…А вдали за пышной чащей,—Это ль, друг мой, не поэма? —Может быть, сокрыты стеныАфриканского Эдема.Ева черная, зевая,Прислонившись к Злому Древу,Водит яблоком опавшимПо лоснящемуся чреву…И Адам, блаженный лодырь,—Не открыт еще Европой,—Всласть бодается под древомС молодою антилопой.Черный ангел спит на стражеПод алоэ у калитки.По бедру его тихонькоВверх и вниз ползут улитки…Ты, читатель, улыбнулся?Это, милый, все, что надо,Потому что без улыбки
