сильно уязвлен решением Сарит развестись с ним безо всякой зримой причины. В глубине души он считает это решение ничем не оправданным капризом, которому не желает потакать. Сейчас он весь погружен в эту ситуацию, весь на нервах. Он чувствует, что он раздавлен, унижен. Это все должно когда-то перемолоться. С Божьей помощью. Я говорил с ним, он не лишен чувств. Например, он искренне любит дочь и явно старается защитить ее от лишних травм.
Я согласился. По отношению к дочери Пинхас и в самом деле вел себя прилично. С одной стороны, он безо всякой торговли принял Саритино предложение завозить к нему трехлетнюю Тамар раз в две недели, а с другой – никогда не отказывался принять дочь на вечер, когда та начинала особенно к нему проситься. Словом, чувствовалось, что Пинхас действительно щадит психику дочери и не пытается на ней отыграться... Если хотел, мог же, значит, быть человеком!
– Можно, конечно, попытаться этот процесс ускорить, поискав каких-то других посредников, – продолжил рав Исраэль. – Я ведь с Пинхасом не очень близко знаком. Наверняка существуют люди, авторитет которых для него что-то значит. Ну а если и это не сработает, – исключить этого к сожалению нельзя, – то обращайтесь в раввинат. Там против Пинхаса примут меры. Посмотрим, что он сделает, когда ему запретят, например, выезжать за границу. Два года назад полномочия судов в этом вопросе сильно расширили: отказника теперь можно даже приговорить к длительному заключению или крупному денежному штрафу.
Меня эти слова почему-то не очень утешили...
В тот же вечер я позвонил Андрею и рассказал, что Пинхас отказал Сарит в разводе.
– Какой мерзавец! – кричал Андрей. – Что же теперь она будет делать?!
– Будет продолжать с ним судиться. Есть официальные способы на него воздействовать... Слушай, а как с твоим приездом?
– С приездом? – рассеяно повторил Андрей... – Так как же Сарит сможет освободиться?!
– Не знаю. Будем думать...
– Нельзя этого так оставлять! – возмущался Андрей, и я подумал, что он слишком эмоционально реагирует на известие.
– Я, конечно, ее не оставлю. Но все-таки... Развод разводом, а рукопись рукописью. Когда ты будешь здесь?
– С этим пока откладывается.
– Что еще такое?
– Да я паспорт потерял. А на новый уходит четыре месяца.
– Ну что же делать?.. Жду через четыре месяца...
После Пурима погода установилась. Дожди прекратились, но было еще прохладно – идеальное время для прогулки по Иудейской пустыне. Сарит уже несколько раз клянчила, чтобы мы пошли в вади Макух, и предложила пропустить ради этого свою учебу. Ну уж чем-чем, а учебой она всегда готова была героически пожертвовать, как и в годы юности.
А я как всегда убедил ее отложить все до Пасхи.
В первый же день пасхальных каникул, оставив Тамар за скромную плату на попечении соседки, мы с Сарит выехали из Кохаша и вскоре оказались в том месте, где берет свое начало ущелье Макух.
Добираться до тайной пещеры в Палестинской автономии я, конечно, не собирался – это было и трудно, и опасно. В результате мы ограничились приятной и посильной для Сарит пятичасовой прогулкой. Мы дошли до огромной пещеры, в которой Сарит узнала скальную церковь византийского периода, которую ей когда-то живописал Пинхас, и вернулись по другому, крутому отрогу ущелья, выходящему к Инбалим.
Выйдя на шоссе, мы тотчас поймали трепм и через полчаса были в Кохаше.
Сарит достала из холодильника кастрюлю с супом, какие-то закуски и предложила пообедать.
– Что это за кастрюля? – с подозрением спросил я.
– Не бойся, пасхальная. Я ее специально купила, вместе со сковородкой и этими пластмассовыми мисками.
– Тогда я с удовольствием, – расслабился я.
– Тебе не кажется, что надо было все же дойти до рукописи и забрать ее? – спросила Сарит, поставив кастрюлю на огонь. – Уже год прошел. Она ведь там портится. Ее давно пора передать в Управление древностей. Я знаю там и помимо Пинхаса много надежных людей, которые могут дать дельный совет, как эту находку представить.
– Замечательно. Давай только дождемся Андрея.
– При чем тут Андрей? До его приезда рукопись могла бы полежать и у меня.
– Но это ведь его находка!
– Как знаешь... но уже приглашай его скорее.
– Я тебе разве не говорил? Он потерял паспорт. Это значит, что раньше лета его не будет. Но летом он вроде обещал. Тогда и сходим.
До самого Песаха мы продолжали засылать к Пинхасу разных уважаемых людей. Я – со стороны раввинов, Сарит – со стороны ученых. Она переговорила с несколькими сотрудниками Пинхаса, мнение которых тот вроде бы уважал. Но и они ничем не смогли помочь. Вопрос своей женитьбы Пинхас со своими коллегами обсуждать отказывался.
– Ну что ж, психологическая атака провалилась, – подвел я итог почти двухмесячному опыту увещевания Пинхаса с помощью посредников. – Будем применять юридические меры.
Сарит сходила в рабанут. Там ей пообещали подумать о санкциях, но предупредили, что дело может затянуться, так как у Пинхаса оказался довольно шустрый адвокат.
Добраться до Кохаша из Мехолы при всей относительной близости этих поселений без автомобиля было непросто. Но я видел, что Сарит нуждается в моем участии, и старался по мере сил навещать ее.
Так дней через десять после нашего путешествия в вади Макух, воспользовавшись случайно подвернувшимся тремпом, я выбрался в Кохаш.
Мы с Сарит вывели Тамар на детскую площадку, а сами уселись на лавку.
Сарит выглядела грустной и осунувшейся.
– Измотала тебя эта история, как я вижу.
– Измотала, Ури. Еще как измотала.
– Рав Исраэль, уверен, что Пинхас со временем должен одуматься.
– Он плохо знает Пинхаса, – тихо и без эмоций сказала Сарит, – мой бывший муж болезненно самолюбив и ничего не забывает. И потом, я чувствую, в нем что-то как будто сломалось. Наверное, это с каждым можем произойти. Если бы не рукопись, может, это бы так никогда не проявилось. Рукопись стала точкой невозврата...
В голосе Сарит звучали такие безнадежность и усталость, что мне стало очень жаль ее, и я наконец решился рассказать ей о существующей лазейке, об известном мне аварийном выходе из ее отчаянной ситуации.
- Ты должна знать еще одну вещь, Сарит. На нееврея этот закон не распространяется. То есть если жена изменила мужу с неевреем, то дети от этой связи не считаются незаконнорожденными, а после того, как она получит развод, этот нееврей, приняв гиюр, сможет на ней жениться.
Сарит вздрогнула и посмотрела на меня выразительно, но я не сразу понял, что значил этот ее обреченный взгляд.
– Зачем ты мне об этом сказал?
