– А ты когда меня полюбил?
– Сам не знаю. Подозреваю, что тоже очень давно... Но понял это только сегодня, пока стоял на тремпиаде...
Мы долго сидели, держась за руки и глядя друг другу в глаза.
– Что мы с тобой делаем, Ури? Ты хотя бы понимаешь? – спросила Сарит, горько улыбаясь. – Мы же запрещены друг другу. Твой Бог не позволяет нам соединиться. Что мы сейчас делаем, когда держимся за руки, объясни мне?
– Когда ты получишь развод, никакой раввин не запретит нам вступить в брак только потому, что мы держали друг друга за руки.
– Хорошо. Раввину ты, допустим, объяснишь. Ну а Богу, что ты своему Богу скажешь? Почему брал за руку женщину, которая была тебе Им запрещена? Он же у вас помешан на мелочах. Наверняка Он сейчас в шоке от того, что мы делаем! Я права?
– Не совсем! Мой Бог учитывает наши чувства так же, как я учитываю Его волю. Я чувствую, что Его рука на пульсе, потому что на пульсе также и моя рука.
– И все же я бы хотела услышать, что ты Ему скажешь. Мне было бы интересно послушать, как вы разговариваете.
– Пожалуйста, слушай. Я скажу Ему, что это было знаком веры. Я скажу Ему, что мы протягивали друг другу руки из нашего будущего, из того будущего, в котором Он разрешит наш брак. Я скажу Ему, что мы действовали согласно Его воле. То есть, что это наше рукопожатие – Им же самим допущенная мера нарушения. Ну, то есть, что это наше рукопожатие – никакое на самом деле не нарушение, а свидетельство и знамение нашей веры в то, что Он на нашей стороне... Поверь мне, я знаю, что Ему сказать.
Сарит счастливо смеялась.
– Не знаю. Мне кажется, Ури, что мы оба с тобой сумасшедшие!
– Не думаю. Просто в нас сейчас все плавится, все в каждом по-новому устанавливается. Это прыжок над пропастью. По-настоящему я сейчас ничего не знаю и не понимаю. Не знаю, например, идем ли мы с тобой под хупу или едем на Кипр? Знаю только, что мы будем вместе!
– Давай сейчас это решим, пока мы в будущем! Отвечай быстро не задумываясь. Ты согласен на Кипре?
– Разумеется. С тобой хоть на Кипре. Мой Бог, конечно, немного морщится, но по большому счету не возражает.
– Значит, решено, идем под хупу. Раз тебя так трогает этот прекрасный мудрый обряд купли женщины, я не в состоянии отказаться еще раз наступить на эти же грабли.
Через день после этого разговора позвонила Ольга. В тот момент я любил весь мир и без особого дознания, зачем я ей вдруг понадобился, согласился встретиться с ней в Иерусалиме, в четверг вечером. Я уговорил Сарит пойти в тот день на лекцию одного рава, и до нее мы располагали некоторым временем.
Город в это время обычно заполняется праздной публикой, но мы все же подыскали себе место в кафе «Сбарро» и заказали пиццу.
Разговор не клеился. Ольга то и дело бросала на Сарит какой-то тяжелый оценивающий взгляд, но в то же время пропускала мимо ушей ее вопросы. Я стал расспрашивать Ольгу о жизни в Хевроне. Она отвечала невпопад и, наконец, спросила:
– Правда, что один твой друг нашел в Иудейской пустыне рукопись?
– В общем-то, да, – нехотя подтвердил я.
– И где же эта рукопись? – оживилась Ольга. – Неужели она действительно все еще в пещере? Почему вы не заберете ее?
Меня насторожила эта осведомленность. Но главное теперь было не проболтаться о том, что свиток был найден на территории автономии. Если об этом пойдут пересуды, то в дальнейшем могут возникнуть серьезные трудности...
– А Сергей-то что говорил тебе? Он сказал, где эта рукопись была найдена? – задал я встречный вопрос.
- Так ты же сам нам эти места показывал!.. – удивилась Ольга.
Мои опасения подтверждались — Ольга, оказывается, все же знала тогда о цели нашей поездки. С другой стороны, похоже, она говорила искренно.
– Я не об этом спрашивал. Я спрашивал о более точном месте...
– Понятия не имею. Но почему вы ее не забираете? Ты так и не ответил.
– Не знаю. Это находка Андрея. Он почему-то так решил.
– Более чем странное решение...
Ольга хотела что-то добавить, но в этот момент к нам подошел какой-то харейди в пиджаке и черной шляпе и заговорил с Сарит. Из его слов стало ясно, что это был какой-то служащий из раввината, рассматривавший ее прошение на развод. По-видимому, он решил воспользоваться случаем и понаблюдать Сарит в естественных условиях. Моя личность его явно заинтересовала, и он задал несколько нескромных вопросов относительно наших взаимоотношений. В конце он многозначительно напомнил, что если женатая женщина вступает в близкие отношения с посторонним мужчиной, то тем самым она навсегда лишается возможности с этим мужчиной пожениться.
Он скоро ушел, но сцена вышла довольно неприятная.
– Странно, – произнесла Ольга. – Даже с моим не самым лучшим ивритом я поняла все, что он сказал, но совершенно не поняла, чего он от вас хотел?
Сарит объяснила свою ситуацию, то есть, что ей не дают развода и по закону Торы она не может принадлежать другому мужчине.
Ольга пристально оглядела меня и Сарит и, наконец, спросила:
– А вы, я так поняла, как раз не прочь пожениться, что ли?
Мы с Сарит с улыбкой переглянулись.
– Пожалуй, что не возражали бы, – ответил я.
– И вы что – не живете вместе? – спросила Ольга, иронично подняв брови.
– Разве у нас есть выбор?
– Дикость какая-то, – пробормотала она, пожав плечами.
– А ты, я вижу, не очень-то религиозная, – отметил я. – В Хевроне таких, наверно, немного?
– Я с большим уважением отношусь к вере окружающих меня людей, – важно ответила Ольга, – но, по-моему, истинная религиозность не может состоять в том, чтобы идти против любви. В таких вопросах просто аморально подчиняться нелепым запретам.
– С такими взглядами вам бы где-нибудь в Нетании следовало селиться, а не в Хевроне.
– Меня действительно окружают больше ортодоксальных верующих, чем того хотелось бы, и я не всегда с ними согласна, но я о своем выборе не сожалею.
Когда мы уже простились с Ольгой, Сарит сказала:
– Ты знаешь, Ури, до самых недавних пор я к своей ситуации относилась точно так, как Ольга: мне казалось именно аморальным подчиняться формальным запретам, а не любви. Но теперь, сама не знаю почему, я чувствую, что через это нельзя переступать. От тебя, наверно, заразилась... Как мне это передалось, ума не приложу, – заулыбалась Сарит.
Неисповедимы пути Божии. С любого края это еврейское сумасшествие может в человека проникнуть: месяца через два, оказавшись на субботе у Сарит, я нечаянно заметил, как поздно вечером она что-то искала в комнате Тамар, но света при этом не зажигала.
– Ты, я вижу, в субботу света не зажигаешь, – удивился я.
Сарит рассмеялась:
– Уж если я всерьез поверила в то, что являюсь собственностью Пинхаса и не смею обнять любимого человека, то уже просто странно было бы не выполнять также и все прочие невинные глупости, которые Бог почему-то требует от евреев.
