Ускользала она и тоже меня притопить пыталась. Баловались мы так, да и не заметили, как поцеловались. И увлеклись. Да так увлеклись, что и не заметили, как случайно сделали ЭТО. А когда заметили, то из воды выбрались и снова ЭТО сделали. Уже преднамеренно. Потом опять вина попили и на звёзды смотрели, до чего они яркие и какое их множество. Порассуждали, что в городе такого неба не увидишь, и опять сделали ЭТО. А потом пришёл Монморанси, искупался вместе с нами и обломал весь кайф. И мы решили немного поспать, и в дом пошли. Только совершили тактическую ошибку, когда на лестнице затеяли немного поцеловаться, и вышло так, что снова мы ЭТО сделали. Прямо на ступеньках. Когда отдышались, то стали спорить к кому в спальню идти. И я победил в споре. Грубой физической силой. Взял её на ручки и понёс, как ребёнка в свои апартаменты. В койку. Вот. А там мы ещё несколько раз делали ЭТО. Пока не уснули наконец, на рассвете.
А если вдруг кого любознательность одолевает без меры, бывает ведь, когда любознательность просто житья человеку не даёт, то таким особо любознательным могу порекомендовать к просмотру очень познавательный польский фильм. Очень детальный и поучительный. Называется он '102 интимные позы'. Там красочно и подробно показано и рассказано всё, что мы делали. И гораздо больше в фильме показано того, чего мы не делали вовсе. Или делали не совсем так. Уверен, что просмотр этого шедевра киноиндустрии полностью удовлетворит любознательность даже самых-самых любознательных. С уважением… и т. д.
Проснулся я от песен будильника выспавшимся и свежим. И спал-то всего ничего, а выспался на удивление хорошо. Катерина спала, прижавшись ко мне спиной, зарывшись головой мне под мышку и обнимая мою руку. В ногах тихо похрапывал Морс, валявшийся на спине и разбросавший конечности в разные стороны. Это он наш сон хранил, таким образом. Стоя на страже нашего покоя. Идиллия, ей Богу! Прихлопнул я крышку мобильнику, и потихоньку, стараясь никого не потревожить, выбрался на волю. Побрился-помылся, пребывая в некоем обалдении от произошедших со мной нежданных приключений. И поскольку спинной мозг сыто порыгивал и пытался удовлетворённо чесать задницу, то головной одновременно озадаченно чесал репу, внутри которой и пребывал в совершенном офигении.
Но нашёлся ещё один недовольный орган, который толкнул меня на поиски 'чегобызажевать'. Поиски были недолги, в правом крыле на первом этаже обнаружилась прекрасно оснащённая кухня, а в ней — старательно и изобретательно набитый холодильник. Мама мне говорила, пока жива была, что скромность украшает человека, и я ей всегда верил. Поэтому старику Лукуллу может быть то, что я изладил на сковородке из пятка яиц и англицкого бекона, и показалось бы профанацией высокого искусства кулинарии, но в сочетании с хорошей порцией кофия, мне показалось вполне своевременным и достойным паллиативом его неумеренным излишествам.
Разложил я глазунью по тарелочкам, засыпал свежим укропчиком и лучком, разлил сваренный кофеёк по чашечкам, фарфоровым до прозрачности, водрузил на поднос и понёс, имея целью подлизаться к кирии Катерине. А то кто знает, чем для неё утро отличается от вечера.
Компашка ещё спала. Подкрался я к лежбищу с Катиной стороны и подул на кофе. Носик кирии учуял, смешно зашевелился и потянулся в направлении источника запаха, увлекая за собой всё остальное. Морсик тоже отреагировал моментально, размашисто зевнул и сунулся к тарелкам, однако бестрепетной рукой был за шкирку отправлен под кровать. Катерина распахнула глазки, поморгала, слабо улыбнулась, и завладев чашкой отхлебнула глоток. Потом сказала, что я ей приснился. Потом спохватилась и, смутившись своей милой наготы, прикрылась простынкой. Я хоть и старался не пялиться нагло, только плохо мне это удавалось. А Катерина смущалась всё сильнее.
Поэтому, видя такое дело, покидал во внутряной шкап по скоренькому яишню, выхлебал кофе и обратил, наконец, внимание на то, что с меня пока вежливо, но уже настойчиво пытаются стянуть штаны. Морс всем своим видом выражая негодование, вцепился в штанину, и явно собирался вправить мне мозги:
— Слышь ты, командир хренов, а личный состав кто кормить будет? Гомер, на? Понаразвешал тут слюней, а верный собака, на боевом посту глаз не сомкнувший, с голоду пухнуть должен? Короче, или мы немедля идём принимать пищу, или ты идёшь голым в Африку индивидуально!
— Извини, старина. Моя ошибка. Пошли вниз, а то ты вишь, как хозяйку наглым своим взглядом засмущал, кобель бесстыжий! И не стыдно тебе, так вот на голую женщину пялиться? А ещё, блаародный!
— Ты тут с больной головы на здоровую, стрелки не переводи. Кто хозяйку всю ночь кувыркал? Папа Карло с Буратиной? Я за ночь всю округу обрыскал, и как назло, ни одной течной подруги. Так бы и покусал тя, паразита! Чё ухмыляесся? Думаешь не завидно?
— Ох, ты ну, ты! Твоё дело собачье — караул нести, а не за влюблёнными подсматривать.
Пёс, вприпрыжку скакавший вокруг меня по лесенке, остановился и укоризненно посмотрел мне в глаза:
— Вот ни стыда у тебя начальник, ни совести нету.
— Да, это так! — согласился я с Морсом. Теперь уже — нету. На том месте — перец вырос!
Ведя задушевную беседу, спустились мы на кухню, где на верхней полке холодильника лежали приготовленные порционные шматы телятины, грамм по четыреста. Покромсал я один ножиком на куски, чтобы Морс не давился, и предложил вниманию уважаемого кириэ. Оказать внимание мясу тот согласился весьма благосклонно, и завтрак смёл с аппетитом. А я себе ещё порцию яишенки сварганил, и тоже употребил. Когда кирия Катерина к нам на кухню снизошла, мы уже не разлей-вода с Морсом были.
— Нам пора собираться, Виталос — объявила Катя счастливым голосом. — В десять часов мы должны быть в моём банке — Black Sea Trade & Development Bank. Вас этот банк устроит?
— Разумеется кирия Катерина, совершенно устроит. Поскольку мне глубоко фиолетово, через какой банк проводить платёж. А позвольте поинтересоваться, вы сказали в 'моём банке'! Значит ли это, что Черноморский торговый и так далее принадлежит вам?
— Ну, что вы, Нет, конечно! Банк просто обслуживает мои счета. Мой счёт, точнее. У нас с мужем была маленькая фирма, занимавшаяся морскими грузоперевозками, в которой ему принадлежало 67 процентов, а остальные 33 процента — мне. И два небольших контейнеровоза. Впрочем, это уже неважно.
Она плотнее запахнула чёрный шелковый халат, по которому ползали красные китайские драконы, и зябко передёрнула плечами.
— Может быть, позже я вам и расскажу, если вы не утратите интереса. Виталос, как долго вы рассчитываете пробыть в Салониках?
— Уже прогоняете? Мне нужно пройти переучивание на новый для меня тип самолёта. Думаю, это займёт недели две — три. Вряд ли дольше.
— Так мало? Но, всё равно, эти недели вы будете жить здесь. Со мной! — и Катя нежно покраснела.
Я взглянул на мобильник и поднялся:
— Как скажете, кирия Катерина. Однако, если мы не хотим опоздать в банк, нам стоит поспешить.
— Как вы звали меня ночью? Кать-ень-ка-Кать-ю-ша? Мне очень понравилось. Кирия Катерина — слишком сухо, когда мы вдвоём.
— Как скажешь, Катенька-Катюша — и поднял её на руки и понёс… И как понёс!..
В банк мы чуть-чуть не опоздали. Катюха такой слалом устроила на дороге, что ей свистеть в след не успевали. И умудрилась ни разу не нарушить правила. Заметным образом. Мощно шла. На все 350 'мерсиковских' лошадей. Её красный Mercedes-Benz SLK 32 AMG R170 проявлял чудеса маневренности и приёмистости. Тормоза поражали хваткостью и краткостью тормозного пути. Всё-таки пять секунд на разгон до ста км — это что-то! Да в умелых руках. Мотало нас с Морсиком в привязных ремнях, так только за челюстью следи, чтобы без языка не остаться. Но рано или поздно всё кончается, и в 09:55 'мерсик' замер напротив входа в упомянутый банк, на ВИП-стоянке.
Морс без сил завалился на сиденье, оставшись укарауливать тачку, а я слегка пошатываясь, попытался догнать кирию Катерину. Дабы двери ей отворить. Поднялись мы в лифте на третий этаж и в 'кибенет' какого-то менеджера среднего звена зарулили. Встретили нас там менеджер этот и её поверенный в делах при переводчике. Встретили приветливо, ничего не скажешь, принялись напитками угощать и
