Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

«заморозков» после «оттепели» рубежа 1950-х и 1960-х. Книга Л. Я. Бляхера «Проблема наследования приобретенных признаков» [271] с критикой неоламаркизма (читай: фундамента лысенковщины) произвела сенсацию у читающей публики, ибо к 1971-му году выхода книги, робкая критика Лысенко и Презента, промелькнувшая в прессе в середине 1960-х, была уже совершенно невозможна. В это время было две цензуры. Официальная, Главлит, не вмешивалась в суть дела. Вторая – незаконная и неуловимая – обладала почти абсолютным могуществом. Раз в неделю всех редакторов издательства собирало начальство (в «Науке» оно именовалось «второй этаж» – в новом здании там располагалась дирекция и руководство редактуры) и сообщало: что на этой неделе «можно», а чего «не можно». Каждому дельному автору пришлось в те годы с ней столкнуться. (Но ее главными жертвами были рядовые издательские редакторы, порядочные люди, оказавшиеся между молотом и наковальней.) Разделы об аргументах Филипченко, Кольцова, Мёллера были изъяты из книги Бляхера этой второй цензурой.

Н. Н. Медведев обиделся за любимого учителя. Л. Я. Бляхер в отзыве о рукописи Медведева упомянул, что Н. Н. упрекнул его за недостаточное освещение взглядов Филипченко в его книге 1971 года, и добавил: «При публикации книги Н. Н. Медведева я прошу это место сохранить». По иронии судьбы, в книге Н. Н. Медведева есть только замечание в адрес книги Бляхера, но сам неопровержимый аргумент, который один лишь имел смысл, изъят [272] .

7 декабря 1926 года в Комакадемии состоялся доклад М. В. Волоцкого, старшего лаборанта Евгенического отдела ИЭБ (его книга «Поднятие жизненных сил расы» написана скорее с позиций генетика, чем ламаркиста), на тему «Спорные вопросы евгеники» и прения по докладу. После длинного вступления с критикой немецких и английских евгенистов и «полигенических тенденций» Филипченко и разбора механоламаркистских опытов на многих страницах, Волоцкой подходит к делу. Он особо подчеркивает необходимость обсуждения двух вопросов магистральной евгеники (американской и европейской, в рамках русского евгенического движения эти вопросы исключены из рассмотрения), метода половой стерилизации и метода культуры талантов путем их субсидирования и кастовой изоляции. По первому вопросу, о стерилизации, он говорил: «Пора уже начать борьбу с полной анархией, господствующей в процессе производства новых поколений, когда всякий носитель наследственных страданий, как бы ни были тяжелы эти последние, может беспрепятственно производить неограниченное количество потомства. Я думаю, что такое положение вещей не может быть допущено, в особенности в коммунистическом обществе будущего. В отличие от капиталистического общества с его неорганизованностью, стихийностью всех процессов, в нем протекающих, в коммунистическом обществе будущего «все отношения между людьми будут ясно видны для каждого и общественная воля будет организованной волей» (Бухарин). Нужно надеяться, что этот организационный процесс затронет в конце концов и столь жизненно важную область, как производство новых поколений человечества. Однако трудно себе представить организацию данной области без того, чтобы в некоторых, более или менее редких случаях личные интересы индивида не приносились бы в жертву интересам коллектива, – говорил Волоцкой, единственный в России любитель поговорить о евгенической стерилизации. – Поэтому в установленных случаях тяжелой наследственной отягощенности половая стерилизация должна производиться даже и независимо от согласия данного индивида; по желанию последнего она только может быть заменена сегрегацией (изолированием в специальных колониях)». Волоцкой интересовался тем, что говорят о стерилизации на Западе – практики стерилизации, ее результатов он, конечно, не знал и как-либо заниматься ею не собирался. Мы сейчас должны ясно понимать, что он не имел какой-либо реальной власти и желал лишь обсудить то, что ему интересно, хотя бы рациональная основа этого была и сомнительной. В книге «Поднятие жизненных сил расы» Волоцкой указал, что в России нет ни одного голоса в поддержку «индианской идеи» (евгенической стерилизации).

По второму вопросу, о мерах позитивной евгеники, Волоцкой занял сдержанную позицию. Он отверг кастовую изоляцию и предложил «правильную профессиональную ориентацию трудоспособного населения страны». Замечу в скобках, что в то время в России была популярна, среди прочих, мысль о «евгенических браках»: двое людей встречались для того, чтобы родить ребенка, они могли больше и не встретиться. Если я не ошибаюсь, такой «евгенический брак» был и у Волоцкого, но какую-либо позитивную евгенику в этом усмотреть нельзя.

Напомню здесь, что Михаил Васильевич Волоцкой (1893–1944) сделал совершенно замечательную вещь: составил «Хронику рода Достоевского». Том I, вышедший в 1933 г., содержит сведения о 370 персонажах.

В прениях по докладу Ф. А. Андреев точно и четко резюмировал евгеническую риторику Волоцкого: «Талантливый исследователь в области генетики М. В. Волоцкой потому иногда впадает в такую коллизию с окружающим, что он странным образом можно сказать посвятил свою жизнь критике направления и учения Кольцова…»

Прения по докладу закончились утверждением А. И. Аврамова: «…Возможна не только буржуазная евгеника в духе Кольцова и Филипченко, но и евгеника пролетарская, социалистическая…» [273] – Утверждением или заклинанием? От удара, нанесенного аргументом Филипченко, “биосоциальная евгеника” не оправилась.

Изначальность гена и легитимность власти

Представляется интересным взглянуть на контроверзу «внешние влияния либо изначальность гена» с позиций обсуждения легитимности верховной власти.

Основные типы легитимности таковы. Монархия имеет божественную санкцию: монарх – помазанник Божий. Воля народа служит оправданием верховной власти в республике. Аристократический выбор на основе закона относится к таким ситуациям, как выкрикивание хана в Орде; провозглашение императора (вождя армии) в Риме периода республики; или, скажем, установление верховной власти в уголовном мире. Во всех случаях аристократы могли сместить правителя за нарушение закона.

Какова легитимность первого большевистского руководства?

Если признать изначальный ген – чрезвычайно простой по химическому строению, исчезающе малый по физическим размерам и в то же время представляющий собой могущественнейшую программу развития, – то следует признать наличие Творца, Абсолюта или Высшего Разума. При этом большевики-богоборцы оказываются вне закона, ибо эта верховная инстанция не дала им никакой санкции. Между прочим, громадный авторитет Ленина не сопоставим с ролью премьер-министра; недаром он официально назывался «вождем»: что-то вроде Прометея-богоборца или ницшеанского «сверхчеловека».

Если же «при социализме человек сам путем изменения среды будет изменять все человечество на будущие времена», как писал Луначарский, то Бога – нет, а богоборцы-большевики в борьбе за благо человечества стали человеко-богами [274] , что дает им квазирелигиозную санкцию власти.

Таким образом, вопрос о воздействии среды становится вопросом о религиозной санкции власти. Ленинское руководство активно уничтожало Церковь, в частности, из-за вопроса о легитимности власти. В то же время оно было вполне равнодушно к религии. Но Луначарский в свое время был вовлечен в богостроительство. Он-то и ощутил необходимость высказать внутреннее убеждение в статье о Каммерере и «Саламандре».

И. В. Сталин чрезвычайно серьезно относился к легитимности своей власти. В ранние годы он учился в семинарии и был набожным мальчиком. По воспоминаниям, ставшим официальной версией, Сосо Джугашвили в 13 лет потерял веру в Бога после знакомства с каким-то изложением дарвинизма [275] . (По другой версии, решающее влияние на него оказала встреча с магом Гурджиевым.) Квазирелигиозная легитимность была важна для Сталина; об этом свидетельствует решение унаследовать титул вождя – богоборца и сверхчеловека – высказанное лозунгом «Сталин это Ленин сегодня».

Поворот на философском фронте

Тезис об изначальности гена, поддерживаемый марксистами- диалектиками Комакадемии, был вреден с позиции построения квазирелигии Сталина. Марксисты- механисты Комакадемии, сторонники ламаркизма, занимались кто чем хотел, что было, с этой позиции, также неуместно. Поэтому одним из важных шагов Сталина к упрочению власти стал разгром марксистской философии и замена ее ранним вариантом квазирелигии (идеологии).

В декабре 1929-го Сталин прочел речь на конференции аграрников-марксистов, в которой он утверждал, что теория повсеместно отстает от практики.

В июне 1930-го «Правда» напечатала инспирированную им статью «трех талмудистов» (М. Б. Митина [276] и др.), выбранных Сталиным идеологов на смену философского руководства Комакадемии.

Наконец, 9 декабря 1930 г. состоялась установочная беседа И. В. Сталина с бюро ячейки ИКП философии и естествознания о положении на философском фронте, в которой он определил задачи борьбы на два фронта : «против механического материализма и меньшевиствующего идеализма», а также упомянул о своих симпатиях к ламаркизму [277] .

За этой беседой последовало постановление ЦК ВКП (б) о смене курса журнала «Под знаменем марксизма».

Каждая акция Сталина вызывала лавину подхалимских