Дело заключается вот в чем. Никто не признает ламаркизм, и большего врага ламаркизма, как Презент, по-моему, трудновато найти (
И в то же время Презент не только поддерживает эту ламаркистскую вещь, которую я проповедую, но просто является, пусть он опровергнет и скажет, что я не прав, душой этого дела (
Лысенко стесняется слова «ламаркизм». До него не дошли впечатления от беседы Сталина с бюро ячейки ИКП в декабре 1930 г. Он не мог знать, что в 1906 г. некто «К. Ст.» писал на грузинском языке в провинциальной газете о своих симпатиях к неоламаркизму. В те годы на этот факт обратил внимание, вероятно, лишь один политик: полагают, что не он писал свой доклад, но он читал материалы и редактировал его [299] . В скором времени генетики ощутят последствия этого внимания.
Вавилов старательно избегал конфронтации и демонстрировал лояльность партийному руководству. Он настаивал, чтобы Г. Мёллер не касался генетики человека и ламаркизма. Но Мёллер (пославший в мае письмо Сталину о евгенике, где назвал представления Лысенко – Презента «пустой фантазией» [300] ), поддержанный Кольцовым, объединил эти вопросы в заключительной части доклада. Он другими словами повторил аргумент Филипченко 1925 г., известный ему от Кольцова, стойкого защитника генетики, ставшего на IV сессии 1936 г. лидером наиболее активной антилысенковской части аудитории. Основную часть его доклада читает Кольцов. Поблагодарив Кольцова, Мёллер читает заключение, замененное в опубликованной стенограмме тремя вялыми бессодержательными фразами. Приведем этот энергичный фрагмент.
«Мы должны удвоить наше внимание, чтобы не только высоко держать знамя в больших теоретических разделах нашей области, но даже еще выше в отношении той связи теории с практикой, какую мы покажем. Если, однако, наши выдающиеся практики будут высказываться в пользу теорий и мнений, явно абсурдных для каждого обладающего хотя бы элементарными знаниями в генетике, как положения, выдвинутые недавно Презентом, Лысенко и их единомышленниками, то ученые, являющиеся друзьями СССР, будут глубоко шокированы, ибо в данном случае стоящий перед нами выбор аналогичен выбору между знахарством и медициной, между астрологией и астрономией (
Наконец, необходимо отметить, что если бы ламаркизм, идейная группа которого боролась здесь против генетики, получил здесь широкое распространение, то этим была бы создана благодатная почва для сильной идеологической поддержки претензий фашистов, верящих в сохранение зародышевой плазмы.
Должен казаться совершенно естественным вывод, что поскольку пролетарии всех стран и особенно колониальных в продолжение долгого времени были в условиях недоедания, болезней и при отсутствии возможностей для умственного труда и фактически были рабами, то они должны стать за это время по своим наследственным задаткам и биологически низшей группой по сравнению с привилегированными классами (
Глава VIII РАННЯЯ МЕДИЦИНСКАЯ ГЕНЕТИКА
«Левит Соломон Григорьевич родился 6 июля 1894 г. в небольшом городке Вилкомире Ковенской губернии (ныне – гор. Укмерге Лит. ССР) в очень бедной семье (отец – инвалид, работал сторожем). Из четырех сыновей лишь С. Г. (младший) сумел получить образование исключительно благодаря собственной инициативе и настойчивости (в письме – воспоминаниях, написанных по просьбе В. П. Эфроимсона в 1965 г., моя мама пишет «Он сам пошел в школу»). По ее же словам, в городе не было, пожалуй, более бедной семьи; так, например, моя бабушка старалась покупать более черствый хлеб «чтобы меньше ели». Огромное желание учиться и очень рано проявившиеся незаурядные способности маленького ученика привлекли внимание преподавателей. Благодаря их помощи и поддержке С. Г. уже с 10 лет начал работать – репетиторствовать. Первое время учеников подыскивали ему сами преподаватели. В дальнейшем весьма успешная работа С. Г. в качестве репетитора [с 10 лет] позволила ему не только окончить Городское училище и Вилкомирскую гимназию, но и помогать родителям.
С. Г. пришлось некоторое время заниматься преподавательской работой и после окончания гимназии, чтобы заработать на поездку в Россию для продолжения учебы и чтобы как-то обеспечить родителей (старшие братья довольно рано покинули семью).
В 1915 г., последним поездом – шло наступление на Литву немецких войск – С. Г. уехал в Петербург, где поступил на юридический факультет университета, но очень скоро стал студентом медицинского факультета I-го МГУ.
В 1919 г. С. Г. был мобилизован в качестве фельдшера в Красную Армию; затем, после того как очень тяжело переболел тифом, был демобилизован – для продолжения учебы.
В 1921 г. С. Г. вернулся в родной город (Литва уже не входила в состав России) за своей невестой (моей мамой). Родителей его уже не было в живых…» – писала для меня Тиля Соломоновна Левит, дочь С. Г. Левита.
В это время еврейская молодежь России стояла перед выбором одного из двух путей: преследование национальной идеи (религиозной, в конечном счете отъезд в Палестину) или же преследование идеи интернациональной. С. Г. Левит поначалу входил в Бунд, а после раскола Бунда вступил в большевистскую фракцию РСДРП.
Приведу здесь фрагмент телефонного разговора с Раисой Павловной Мартыновой, сотрудницы С. Г. Левита, 8 октября 1987 г., как он записан Тилей Соломоновной: «С. Г. очень уважал Н. И. Вавилова, дружил с ним. С Кольцовым – очень хорошие, очень уважительные отношения. Они ходили всегда на конференции в институты друг к другу. С. Г. выступал иногда с критикой евгенических взглядов. Н. К. Кольцов возражал, иногда отмалчивался. Их расхождения имели политическую основу». И еще один: «Очень чтил С. Г. работы Четверикова. Его брат, математик Н. С. – работал в Медико-генетическом ин-те. В трудные для Ник. Серг. годы и Ардашников, и Мартынова ему помогали – продуктами и т. д.».
Речь здесь идет об арестах Н. С. Четверикова. Зоя Софроньевна Никоро рассказала о том, что предшествовало одному из его арестов. В кольцовском институте женщина, занимавшаяся политпросвещением, кричит через коридор: «Николай Сергеевич, почему Вы не были на политинформации?» – Он кричит с другой стороны: «Я не вычитываю свои убеждения из утреннего номера “Правды”». З. С. Никоро посоветовала ему не ночевать дома, но он не послушал совета и был арестован.
Медико-Генетический Институт
Соломон Григорьевич Левит (1894–1938) по окончании 1 МГУ и службы в качестве фельдшера в Красной Армии, в 1921–1928 гг. работал в отделении клинической терапии проф. Д. Д. Плетнева. Организовал кружок врачей-марксистов при I МГУ и играл важную роль в Обществе биологов- материалистов Комакадемии. В 1925 г. стажировался в Германии (в лаборатории физической и коллоидной химии П. Рона); в 1929 г. опубликовал монографию «Геморрагические диатезы. Болезнь Верльгофа и сходные с ней патологические формы». В 1926–1930 гг. он был ученым секретарем Общества врачей- материалистов при Комакадемии. Одно время Левит держался ламаркистских воззрений. Это обычно для врача, физиолога, воспитателя, физкультурника: они наблюдают, так сказать, унаследование приобретаемых свойств в индивидуальном развитии и переносят наблюдение на развитие историческое. Но он быстро освоил современную генетику. Левит даже прошел стандартный дрозофильный практикум у А. С. Серебровского и стал, таким образом, научным внуком Кольцова.
С. Г. Левит был членом- учредителем Общества по изучению расовой патологии и географического распространения болезней. В конце 1928 г. С. Г. Левит создал Кабинет наследственности и конституции человека при Медико- биологическом институте. (МБИ основан В. Ф. Зелениным в 1924 г. как Клинический институт функциональной диагностики и экспериментальной терапии.) Кабинет был предтечей Медико- генетического института, дела жизни Левита.
Основные задачи Кабинета совпадали с задачами Общества расовой патологии. Это были: составление топологической карты хромосом человека (задача Т. Моргана, выяснение локализации генов на определенном участке хромосомы, на ином, несопоставимо более сложном объекте; в последние десятилетия ей соответствовал проект «Геном человека»). Далее,