Заря генетики человека. Русское евгеническое движение и начало генетики человека

с которыми мы бы считали себя бессильными справляться, если мы сейчас с ними еще не справляемся. Возьмите какое-нибудь заболевание, например, амавротическая идиотия. С ней пока ничего нельзя сделать – это аномалия обмена, но мы оптимисты в смысле терапии этих форм, потому что мы не считаем, чтобы где-нибудь была полная и абсолютная стопроцентная проявляемость какого-нибудь гена.

Другой вопрос: как бороться с полулетальными генами? В смысле медицинском мы можем не вылечить, но мы можем ему многим помочь в этом отношении. Если какой-нибудь больной с тяжелой миопатией или атаксией лежит и не может ложки поднести ко рту, то мы с вами гимнастикой или ортопедическими приемами достигаем того, что этот калека встал или донес ложку до рта. Разве мы не оказываем ему пользу? Конечно, мы вмешиваемся, так что в смысле пользы мы можем ее принести даже исходя из того, что он остается больным.

( С места: Это доказывает роль воспитания. )

Он остается аномальным в смысле того, что у него нет задних столбов, но мы его приучаем к новой координации.

( С места: А его потомство – можете ли Вы определить, что от него потомство будет больное? Можете ли Вы это определить с полной ответственностью? )

По-видимому, придется составлять родословную по «Ругон-Маккару». Давайте тогда не будем говорить.

Следующий вопрос, заданный мне, такой: «Если Вы признаете хромосомную теорию наследственности у человека, каким образом вы отрицаете евгенику?» Я не понимаю, почему я не могу отрицать евгенику, признавая хромосомную теорию.

( С места: Я разъясню вопрос. Какие преимущества Вы извлекаете из генетики, из представления, что болезнь отражена морфологически в хромосомах, сравнительно с возможным другим представлением, что болезни проявляются в ходе аномального развития в процессе самого развития человека? )

Преимущества такие, что здесь наблюдается определенное расщепление, которое нам объясняет факты. Вы видите, скажем, что заболевание человека по типу доминантное. Хорошим примером такой правильности, которую нельзя иначе объяснить, являются кровяные группы. Здесь заранее можно предсказать возможные группы у потомков. Этим пользуются в судебной медицине для определения отцовства. Такие факты нас больше устраивают, чем представление о слитной полиморфной наследственности.

Следующий вопрос: «И. П. Павлов нацело доказал…» ( читает записку ).

Вот это уже основано на недоразумении. Я работал непосредственно рядом с Павловым в последние годы его жизни, заведуя клиникой неврозов. Взгляды Павлова мне хорошо известны. Иван Петрович Павлов считал, что основные свойства высшей нервной деятельности – степень силы и слабости, уравновешенности и неуравновешенности, лабильности и инертности – обусловлены генотипически. Он считал чрезвычайно важной генетику в этой области. В этом смысле он шел даже дальше, чем его ученики. Так я, например, думаю, что из этих трех различного рода явлений именно инертность и лабильность более всего обусловлены генотипически, а остальные, может быть, и в меньшей степени.

Наконец, последний вопрос, насчет русских евгенистов и насчет того, что я сам писал в этой области.

( С места: Я хочу Вам только напомнить, что И. П. Павлов организовал «Отдел генетики человека», и памятник Менделю поставлен по его указанию в Институте. )

Да, совершенно верно, и на фронтоне этого здания в Колтушах написано: «Генетика высшей нервной деятельности».

Что касается наших отечественных товарищей, которые уклонились первое время в сторону евгеники, то мне тут было предложено точно назвать, кто именно это писал и как я писал по этому поводу. Всем известно, что писали Филипченко, Кольцов, Люблинский, Юдин, Волоцкой, Серебровский, который потом отказался от этих взглядов. Я по евгенике ничего не писал, но поначалу она мне, каюсь, импонировала, нравилась, пока я не понял, что это не больше, чем сладкая маниловщина: все разговоры в капиталистических странах о возможности ставить в более лучшие условия наиболее [лучших, якобы,] – из этого ничего не выходит. Это – болтовня. Ясно, что социально-экономические факторы всегда будут преобладать над этими соображениями.

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ. Объявляется перерыв на 10 минут.

Глава XI СУДЬБЫ ЕВГЕНИКИ КОЛЬЦОВА

Вернемся теперь к Н. К. Кольцову и генетической дискуссии.

В 1935 г. И. В. Сталин уже намечал действия, которые поставят генетику в подчинение сельхозпрактике. Было соблазнительно в полную меру «поднять руку на отживающее, старое», но к тому был ряд препятствий. Международный конгресс по генетике 1937 года был назначен к проведению в Москве. Тогда же ожидалось открытие грандиозной Всесоюзной Сельско-Хозяйственной Выставки – сталинского Диснейленда. Агитпроп противопоставлял расцвет генетики в СССР ее кризису в Германии из-за вмешательства расистской идеологии в науку. Шла подготовка сталинской Конституции, закона о выборах и других атрибутов государства. Сталин был занят сценариями показательных процессов. Укрощение генетики приняло форму дискуссий.

Кольцов и дискуссия 1936 года

Дискуссии были иногда желательны начальству для настраивания всех на единый взгляд, необходимый для коллективного усилия. Дискуссия обычно быстро приводила к желаемому результату путем официальной поддержки угодной линии и официального раздражения неугодными взглядами.

Дискуссия по генетике в 1936 году шла поначалу по этому образцу. На февральском совещании передовиков животноводства в Кремле официальный взгляд, что наука должна быть служанкой сельского хозяйства, был подкреплен также репликами Сталина и Яковлева. «Правда» атаковала главный коллективный труд ВИРа – трехтомник «Теоретические основы растениеводства» и одновременно хвалила образцовый журнал «Яровизация».

19 февраля на заседании философов в редакции журнала «Под знаменем марксизма» в честь «5-летия беседы товарища Сталина с работниками философского участка и постановления ЦК ВКП (б) о журнале «Под знаменем марксизма»» вступительное слово произнес зав. отделом печати и издательств Б. М. Таль. Журнал, говорил Таль, «должен со всей серьезностью заняться разработкой тех проблем, которые выдвинуты товарищем Сталиным в связи с развертыванием стахановского движения». Сталин указал на пользу изучения классиков естествознания, и Таль говорил, что «тов. Лысенко, молодой, талантливейший ученый» недавно прочел «Происхождение видов» Дарвина [450] . Так из ничего возникает формула: «Дарвин + аграрный вариант стахановского движения = Лысенко». Кольцову предстояло теперь защищать генетику не от Тимирязева, а от Презента, сталинского идеолога в биологии.

Кульминацией дискуссии, шедшей весь год, стала декабрьская IV сессия ВАСХНИЛ, официально посвященная спорным вопросам селекции. Весь ноябрь шла травля в печати крупнейшего медицинского генетика С. Г. Левита, директора Медико-генетического института в Москве. В декабре его исключили из партии после критики Э. Кольманом. После открытия сессии и за день до начала научной программы газеты напечатали «Ответ клеветникам из «Сайенс сервис» и «Нью-Йорк таймс»» [451] , где отрицалось сообщение об аресте Вавилова, в выражениях, не оставлявших сомнения в падении его официального статуса и в возвышении Лысенко. Подтверждение ареста Агола было облечено в такую форму, которая указывала на его неминуемый расстрел. Неясности с генетическим конгрессом 1937 года объяснялись тем, что он отложен «по просьбе ряда ученых, пожелавших получше к нему подготовиться».

В эту подготовку входило проведение IV сессии ВАСХНИЛ в декабре 1936 г. Основными докладчиками были Н. И. Вавилов, Г. Мёллер, А. С. Серебровский, Т. Д. Лысенко. Главным оппонентом лысенковщине стал Кольцов, ясно видевший опасность для генетики и для автономии науки. Вавилов, еще недавно член ЦИК и президент ВАСХНИЛ, имевший основания считать себя стахановцем-аграрием, возлагал надежды на генетический конгресс и на сессии стремился к компромиссу. Серебровский еще раз разоружился, когда «тов. Ермаков разоблачил бредовую теорию акад. А. С. Серебровского о «человекоразведении», о «селекционном плане у человечества», теорию, которую фашизм охотно включит в свою программу» [452] . «Закрывая сессию, президент Академии А. И. Муралов в своей речи подытожил развернувшуюся дискуссию и призвал всех деятелей с.-х. науки перестроить свою работу по опыту академика Т. Д. Лысенко», – писали «Известия» 28.XII.1936 г.

Кольцов, на которого сессия «произвела гнетущее впечатление», обратился в редакцию «Правды» и к зав. отделом печати ЦК Талю с критикой «необъективных и часто совершенно неграмотных сообщений о заседаниях сессии». Доклад вице-президента Г. К. Мейстера, завершивший сессию, был напечатан 29 декабря полностью в «Известиях», а в «Правде» с такими тенденциозными сокращениями, что «эта «правда» подрывает веру в “Правду”». Письмо, адресованное президенту Муралову (копии направлены Я. А. Яковлеву и К. Я. Бауману), Кольцов заключил энергичным выводом: «Заменить генетику дарвинизмом нельзя, как нельзя дифференциальное вычисление заменить алгеброй (конечно, и обратно). Полвека в науке – большой период, и нельзя Советскому Союзу хотя бы в одной области отстать на 50 лет…» Он предостерегал: «Невежество ближайших выпусков агрономов