бабушка водила его совершать обряд «тихой милостыни»: ночью, никем не замеченная, разносила по домам, которые были еще беднее ее, хлеб и иное подаяние. «Каждый раз, как у нее скоплялось немножко денег от продажи грибов и орехов, она раскладывала их под окнами «тихой милостыней», а сама даже по праздникам ходила в отрепье, в заплатах. Когда бабушка умерла, А. Пешков узнал о ее смерти через семь недель после смерти, из письма, присланного его двоюродным братом. В кратком письме – без запятых – было сказано, что бабушка, собирая милостыню на паперти церкви и упав, сломала себе ногу. На восьмой день прикинулся антонов огонь. Внуки: оба брата и сестра с детьми – здоровые, молодые люди – сидели на шее старухи, питаясь милостыней, собранной ею. У них не хватило разума позвать доктора. В письме было сказано: «Схоронили ее на Петропавловском где все наши провожали мы и нищие
В области интеллектуальных способностей следует отметить высокий поэтический талант бабушки и ее своеобразную религиозность.
Бабушка глубоко активно чувствовала красоту природы. На пароходе восторгается видами. «Ты гляди, как хорошо-то! – говорит ежеминутно бабушка, переходя от борта к борту, и вся сияет, а глаза у нее радостно расширены. – Вот он, батюшка, Нижний-то. Вот он каков, Богов. Церкви-те, гляди-ка ты, летят, будто. Варюша, погляди, чай, а? порадуйся».
При великолепной памяти хорошо знала народную поэзию. Была она неграмотной и запоминала со слуха, жадно слушала песни нищих, слепых; воспроизводила она их превосходно, была выдающейся «сказительницей» и, конечно, не пассивно передавала то, что только услышала, а творила сама, активно участвуя в создании народной поэзии. Фантазия у нее была богатая, язык образный, и, когда она рассказывала внуку события из прошлой жизни, она облекала свой рассказ в художественную форму, и трудно было разобрать, при всей ее глубокой правдивости, где кончается точное изложение фактов и начинается поэтический творческий вымысел. Внук вырос под обаянием рассказов, сказок и песен бабушки, прошел жизненную художественную школу. Но не только мальчик, и взрослые образованные люди попадали под обаяние бабушкиной поэзии. М. Горький рассказывает, как однажды разрыдался, слушая сказания бабушки, один интеллигент «Хорошее дело».
Религия бабушки та же поэзия, насыщенная бесконечной любовью к людям. Церковного в ней очень мало. Бабушка совсем плохо разбирается в догматах церкви, в священной истории. Она готова поверить, что Матерь Божья побывала в Рязани. Церковными службами, святыми угодниками мало интересуется. Зато в бесов, домовых верит и сама видывала их. Шутливо говорит деду, строго выполняющему церковную формалистику: «А скушно, поди-ка, Богу-то слушать моление твое, отец, – всегда ты твердишь одно и то же». Сама она не любит затверженных молитв, хотя много молится и утром и вечером. Ребенок слушал и позднее по памяти записал ее моления. Это было непрерывное поэтическое творчество, простой, от души разговор с богом; «всегда молитва ее была акафистом, хвалою искренней и простодушной. Она почти каждое утро находила новые слова хвалы», каждый вечер рассказывала богу о всех событиях дня и о своем отношении к ним, вела, в сущности, дневник, глубокий и художественный. Бог, которого создала себе бабушка, был светлый, радостный бог, исполненный великой жалостью к человечеству и готовый всячески помочь людям, по мере сил и возможности.
«Да поди-ка, и сам-то Господь не всегда в силах понять, где чья вина.
– Разве Бог не все знает? – спросил я удивленный, а она тихонько и печально ответила:
– Кабы все-то знал, так бы многого, поди, люди-то и не делали. Он, чай, Батюшка, глядит, глядит с небеси-то на землю, на всех нас, да в иную минуту как восплачет, да как возрыдает: «Люди вы Мои милые, Мои люди, ох, как Мне вас жалко!»
Она сама заплакала и, не отирая мокрых щек, отошла в угол молиться».
Не подлежит сомнению, что Акулина Ивановна Каширина была одной из самых выдающихся по своей духовной природной одаренности женщин, соединяя в себе энергию, практический ум, высокий альтруизм и художественный талант. Тяжелые внешние условия и отсутствие образования сузили круг ее деятельности, и она прошла бы бесследно в истории человечества, если бы внук, получивший по наследству от нее самые ценные гены, не обессмертил ее светлого образа в своем прекрасном произведении, относящемся к лучшим перлам мировой литературы. Нельзя себе представить такой среды, такой обстановки, при которой она не сумела бы проявить своих душевных способностей и осталась бы средней, незамеченной. Она могла бы быть и великой артисткой, как Комиссаржевская, и поэтессой, и человеколюбицей – вторым д-ром Гаазом. Она была одной из тех, которые рождаются единицами на многие тысячи женщин. Евгенисту трудно найти лучший пример великого могущества среды, которая порою самому ценному генотипу не позволяет выявиться в сколько-нибудь соответствующем его ценности фенотипе.
В 1820–1821 гг. двадцатилетний водолив Василий Каширин женился на четырнадцатилетней кружевнице Акулине. Уже через год у нее родился ребенок, за ним другой – всего 18 детей. Но только трое из них выжили и могли проявить свои генотипы. Так как родители сами были, очевидно, гетерозиготами по целому ряду доминантных признаков, а по ряду признаков были резко различны между собой (один схизоид, другая – циклоид), то естественно, что уже в первом поколении
А генотип бабушки:
При этих условиях мы можем ожидать у их детей не только расщепления и сложного смешения тех признаков, по которым дед и бабушка различались друг от друга, но также и не полного проявления тех признаков, по которым оба они были схожи. Напр., в результате скрещивания
Оба сына – неудачники и мало похожи на выдвиженцев. Отделившись от отца и получивши каждый свою мастерскую, не могут устроиться и быстро прогорают. Темперамент у них горячий, но нет стойкости, настоящей энергии, нет и практического ума родителей. Бабушка говорит про них, что они «не злые, они просто глупые, Мишка-то хитер, да глуп, а Яков
