Он присел на корточки и пытался справиться с колотящимся сердцем. Поток противоречивых чувств бурлил в сребровласой голове. Знаменитая выдержка эльфов дала трещину, и Вейдэ не мог более скрывать душившие чувства. Его мир только что перевернулся с ног на голову, догмы и убеждения расползались по швам.
— Тебя никто не торопит. Это у меня времени нет.
— Я мог бы без труда пленить тебя.
— Мог бы. Но не сделал и не сделаешь этого.
— Почему ты так в этом уверена? — криво усмехнулся эльф.
— Во-первых, потому что тебе ведома благодарность и теперь ты знаешь, что Яван был бы против плена. Во-вторых, просто не представляешь, как быть с Алният, когда в ней начнёт пробуждаться магическая сущность. Ты боишься этого и растерян. Я могла бы помочь, ведь в какой-то мере она и моя дочь.
— Ты тоже хочешь забрать её у нас? — устало спросил эльф, поднимая лицо к ночному небу.
— Не сейчас, Вейдэ. Пока мне нечего вам предложить. Я не собираюсь подкрадываться к вам из темноты и красть самое дорогое. Но приходит время, и дети покидают родителей. Алният захочет быть среди своего народа, понять себя и обучиться владению силой. Вы можете либо отпустить дочь, либо сделать глубоко несчастной. К тому же вам не обязательно расставаться.
— Предлагаешь жить среди магов? — иронично приподняв брови, спросил эльф. — Думаешь, я и Тис захотим поселиться среди врагов?
— В семье Водящей души нет врагов для вас. Если судьбе будет угодно провести меня через предназначенные испытания и оставить в живых, я приду снова с тем же предложением. И буду приходить до тех пор, пока твоё сердце не смягчится, и ты получишь все ответы.
— Как тебя зовут, дева?
— Паулина.
— Странное имя…Паулина…
— Спасибо, мне уже это говорили, — засмеялась я и почувствовала, что время неумолимо истекает. Мир, где находится моё тело, призывал вернуться.
— До встречи, Вейдэ. Храни свет Явана, эльф. Только в нём живёт надежда.
— Подожди, Паулина! Не уходи!
Голос эльфа удалялся, как и его одинокая фигурка среди ночного леса. Меня же засасывала гигантская воронка, в глубине которой обжигала боль. Я обретала плоть и снова плакала.
Глава 24
Нельзя привыкнуть к преображению, невозможно отвести глаз от зачаровывающей картины, когда из-под отвратительной морды вампира проступают человеческие черты. И в этом мире появляется тело любимого мужчины. Сколько раз я видела смену тел, сколько раз ловила момент, когда чёрное сердце почти затихает, а человеческое делает первые толчки в этом мире? Чудовище уходит на время в небытие, а его место занимает последний воин из древнего рода Кейб. Сотню лет проходит этот ритуал — следствие необратимого Проклятия. Но впервые человек живёт надеждой, и я пройду через ад земной, чтобы вырвать его жизнь из замкнутого круга отчаяния.
Почему иду на это? Почему снова и снова бьюсь головой о новую стену, рву жилы, сражаюсь? Потому что неведомый кукловод нашёл самый надёжный крючок для Паулины Кейб, с которого уже не соскочить. Мастер манипуляций свёл человека по имени Аморан и ученицу мага, Паулину. Одна минута решила многое. Краткий миг запустил цепную реакцию, когда я впервые увидела, спящего беспробудным сном Проклятого. Это сорвался последний камушек, который вызвал лавину, захлестнувшую нас и многие судьбы.
Как терпелив мой кукловод, как искусно расставил сети. Какого рода силой он обладает, чтобы создавать бесконечные пересечения судеб, интересов, чувств? Сколько лет разнообразные существа ломают свои жизни, порой теряя их, и даже не подозревают, что они лишь крошечные звенья в обширной цепи 'случайностей'. И очередная живая кукла падает на пол. Что-то не выдержало внутри, сломалось в самый ответственный момент. Не беда! На её место приходит другая, половчее и проворней. Сейчас эту роль играю я, цинично размышляя о себе, как о вершине многолетнего отбора.
Быть может, лучше ничего не знать? Тихо роптать на судьбу, взывать к добрым и милосердным богам из тесной, но уютной и знакомой скорлупы? Кто знает, как было бы лучше? Хегельг недавно процитировал одного мудреца: 'Испытания и нужда учат тому, чего без них никогда не постигнуть'. В самом начале наших уроков я думала, что учитель, таким образом, оправдывает жестокость методов обучения. А теперь, сидя на краешке кровати, где из небытия появляется мой человек, я начинала постигать истинную глубину мудрости. Она касается не только меня или Аморана, испытания проходят целые народы, а быть может и вся Плеяда.
Иногда, в сознании открываются новые горизонты и возникают неожиданные мысли и выводы, но чаше всего приходится действовать вслепую, на страх и риск. Кого я увижу, когда глаза откроются полностью, когда спадёт пелена заблуждений и неведения? Что останется важным? Вопросы, на которые боюсь узнать ответы, потому что могу потерять себя, утратить самое дорогое. Да, я на многое панически страшусь получить ответ.
Например, что случится со мной, когда Аморана не станет? Если задуманное удастся, и мы преодолеем Проклятие, мой мужчина станет обычным человеком. А людской век недолог, маги живут гораздо больше лет. На моих глазах любимый человек будет стареть год от года и придёт неизбежный момент, когда даже моя сила не сможет удерживать его от естественного исхода. Аморан умрёт, а я… останется ли достаточная причина продолжать жить мне? Не придёт ли время отправляться к хозяину Эбилла? Тут же яркой вспышкой возникло лицо Аиреля, а потом Хегельга и даже маленькое личико Алният. Действительно веские причины остаться, но в кого превратится Паулина без Аморана?
Я не видела любимого человека почти сутки, с того самого момента, как он опрометчиво коснулся савии и впал в беспамятство. А сейчас с замиранием сердца и непонятной тревогой, ждала его пробуждения. Рука привычным жестом извлекла деревянный кол из груди исчезающего вампира. Я безошибочно узнала тот самый, единственно возможный момент между сменой тел, когда Гнек уже ничего не сможет сделать. Чуткие уши мага уловили ещё слишком тихое биение человеческого сердца, но оно усиливалось и чётко проявлялось в реальном мире.
Все чувства обостряются многократно. Нос вдыхал первые нотки знакомого и родного запаха мужчины. Глаза любовались игрой света в пшеничных рваных прядях. Сотню лет назад воин отрезал их сам, в знак скорби на могилах родных. Пока действует Проклятье, волосы не отрастут. Загорелая кожа Аморана наполнялась цветом, проявились старые и новые шрамы, на широкой груди обрисовалось клеймо рода Кейб. Взгляд скользил по чуть курносому носу, чётко очерченным губам, пока не остановился на двух родинках в районе подбородка. Я люблю целовать их, а потом покрывать поцелуями шею и плечи Аморана.
Зелёные глаза закрыты, но пройдёт несколько минут и мне не миновать плена. В их глубине я прочту о самом главном, о том, ради чего живём и сражаемся. И на какой-то миг забудется боль, усталость и страх, останется только тепло и сила ненасытных объятий, волнующий отклик тел. Склонившись над Амораном, я гладила кончиками пальцев контур губ и ждала, ждала, ждала…
Минуты бежали за минутами, моё тело превратилось в холодный камень, лишь по бледным, изъеденным язвами щекам катились крупные слёзы. Глаза Аморана так и остались закрытыми.
— Он не проснётся, — раздался совсем рядом голос отца.
Хегельг незаметно подошёл сзади и приобнял за плечи. Хорошо, что я успела накинуть на тело плотный щит и маг не обожжётся кровью, сочащейся из незаживающих ранок.
— Это сделала савия? — нашла в себе силы спросить я.
— Из-за савии или по какой-то другой причине, но Гнек вновь полностью контролирует человека, вернув его в беспробудный сон, — отец сжал ладони чуть сильнее, боясь отпускать меня.
