представляют главную ценность растения. Плод – сплющенный односемянный орешек, покрытый при основании остающимся околоцветником. Цветет хмель в июле, на широте Москвы созревает обычно примерно в середине августа.
Хмель широко используется в народной медицине, где его применяют для очистки крови и как желчегонное средство, причем первые письменные свидетельства о таком его действии восходят к IX в.
«Симон Сиренский (1540–1611) в своем травнике (1613) рекомендовал шишки хмеля при болезнях кожи, а лупулин – при потливости ног. В своей книге о пиве он писал, что «хмельное пиво способно кровь человеческую хорошей сделать, и больному телу надежду на оздоровление дать…?Пиво предотвращает появление камней в почках, почки и мочевые проходы очищает и мочу гонит» (Зузук, Куцик, 2004)[59].
Римляне использовали хмель, но, согласно Плинию, употребляли его шишечки в пищу. Для других народов Европы он, естественно, тоже не был чем-то экзотическим, однако в целом сегодня принято считать, что европейцев познакомили с хмелем как компонентом пива славянские или протославянские племена, а они, в свою очередь, заимствовали его у финно-угров. Во всяком случае, имеются свидетельства, что финны и балты использовали хмель для приготовления пива около полутора тысяч лет назад.
В то же время, «как указывают исторические документы, в частности письмо Пепика Малого к аббатству Св. Дениса (в 768 г.), а также некоторые документы эпохи Карла Великого (742–814), хмель в Европе культивировался уже в I в. н. э. В монастырях Германии и Франции хмель начали выращивать в VIII – ХIV вв. В уставе аббатства Корвей отмечено, что хмель применялся для производства пива с 822 г. Позже хмель начали использовать для пивоварения в Англии, на немецких землях, в Чехии, Швеции» (Там же).
Восточные славяне с древнейших времен высоко ценили хмель. Образ «дикого винограда», «винини» был издавна исполнен глубокого символизма.
Нельзя не отметить то обстоятельство, что общеславянское слово *
При желании можно даже усмотреть некоторую символическую связь хмеля со священным растением кельтов, омелой. Конечно, если такая связь существует, то весьма опосредованная, однако некоторое сродство, надо думать, есть.
В народном обычае хмель имеет много значений. Так, его связывают с областью любовных взаимоотношений. В обрядовых песнях хмель выступает как символ отваги, сватовства и т. д. В свадебной обрядности хмель обычно служит символом жениха – например: «Звiўся хмель з тычынаю, злюбiўся Палюська з Матрунаю» (Беларуская мiфалогiя, с. 535). Соответственно, он широко используется в любовной магии, приворотах.
Вот в тему записанная в Олонецкой губернии песня из собрания Рыбникова «Хмелюшка по выходам гуляет…»
Размышляя о хмеле как растении, сопровождающем или даже заменяющем Мировое древо, стоит отметить прослеживаемую, например, в белорусском фольклоре связь символа хмеля с мотивом инцеста, стало быть, не исключено, и с Купальской обрядностью: «Сарву я малада пiўну-вiнну ягаду,/С тэй мяне ягада пахмелiна разняла,/Схiнуся, зброшуся я к свекару на краваць» (там же).
На особое значение хмеля в летней праздничной обрядности может указывать и его связь с огнем: растение выступает как оберег от пожаров. Кроме того, имеется связь хмеля с получением знаний и с защитой от усопших. Также его плоды добавляли в воду для ритуального умывания и использовали для очистительных курений.
Осмелимся допустить, что сопоставление «хмель – знание» неким образом перекликается с воздействием хмелесодержащих (алкогольных) напитков на психику (ср. с тем, что сказано выше о скандинавском «меде поэзии»), а способность служить оберегом имеет отношение к меду (пиву) как к «напитку смерти».
Приведенные свидетельства прекрасно «вписывают» хмель в контекст показанных и реконструированных нами общеиндоевропейских представлений, связанных с опьяняющими напитками, с одной стороны, и позволяют более четко представить себе всю совокупность окружавших их мифопредставлений, с другой.
О сосудах земных и священных
Стоит несколько слов сказать об утвари для питья хмельных напитков, преимущественно русской. Из археологии известны как сосуды явно ритуального назначения, так и сделанные для вполне бытового использования, допустим, обычные глиняные стаканчики. Скорее всего, особых, исключительно для обрядовых целей предназначенных изделий не было, а если и были, то они довольно быстро перешли и в разряд утилитарных. Различия между предметом обыденным и священным скорее следует искать в уровне исполнения (естественно, последний делали более тщательно) и в характере нанесенных символов. Конечно, бытовая вещь, как показывает этнография, также нередко бывала украшена различными исполненными глубокого смысла знаками, но лишь в том случае, если она сама по себе считалась сакральной (скажем, прялки или кросны)[60]. Посуда же недолговечная (глина – хрупкий материал), как показывают археологические данные, орнаментировалась по большей части не очень обильно. Память о ее священном происхождении у восточных славян более связана с одним из вариантов мифа о творении человека из глины, о чем свидетельствуют названия различных частей сосудов – такие же, как названия частей человеческого тела (см., напр.: Бобринский, 1978).
Перечень дошедших до нас названий приспособлений для питья достаточно велик, причем часть из них явно восходит к весьма древним временам.
Общее название древнерусской посуды для напитков –
