Ерасыл-Батыру, ох и лихо ему уж который день, прямо помирает, а как мы без него?
– А он не превратит меня в козленочка, этот ваш языческий гений? – поинтересовался Савва, не отрываясь от разрубленного топором в драке предплечья строителя-азербайджанца.
– Ну что-о ты, сердце у него до-оброе, – с уважением к шаману, а заодно и к молодому доктору протянул Базарбай, отвернувшись от внезапной гладиаторской сцены. Этот человек-гора, полностью затмивший собой дверной проем, являл на редкость безобидное существо, отказать которому значило – обидеть ребенка.
Савва кивнул:
– Вечером, Базарбай, вечером сходим.
– Не то ты шьешь, доктор. – Азербайджанец поднял на него налитые болью и досадой шоколадные глаза.
Рана была глубокая, изрядно кровоточила, в багровом месиве трудно было разобрать, что к чему. Савва уже и сам понял, что наложил швы не так – пришил фасцию к мышце.
– Откуда знаешь, что не так? – спросил он, вторично наполняя шприц обезболивающим.
– Животноводческие курсы Баку учился, – почти не разжимая челюстей, процедил азербайджанец, морщась от нестерпимой пытки.
– А при чем здесь животноводческие курсы? – заговаривал ему зубы Савва, вглядываясь в дело своих рук и обмозговывая, как исправлять неверную штопку.
Тот, чуть расслабившись, откинулся на спинку стула.
– Как думаешь, когда барана к празднику режу, разве не вижу, где у него что? Э-э, слушай, человек – тот же баран, только блеет на своем языку. Вот и говорю: давай, перешивай, доктор. Мне рука рабочий нужен.
Непререкаемый авторитет поселка Ерасыл- Батыр был лекарем, советчиком, регулировщиком всех поселковых событий. Именно он не пускал местных жителей на прививки от кори и скарлатины, на борьбу с которыми, кроме прочего, был брошен в тот год студент-старшекурс ник. Кори со скарлатиной в здешних местах не наблюдалось примерно с конца XIX века, как вдруг, в 1966-м, по Казахстану прокатилась страшная волна эпидемии; и перепуганные местные власти обратились за помощью в столицу общей тогда для всех родины.
Вечером Базарбай привел Савву к дому шамана. Несмело постучал костяшкой среднего пальца в приземистую дверь. Дверь, как в сказке, отворилась сама собой, за ней, кроме гнетущей тишины и запаха сухостойных трав с примесью гари, не оказалось ни души; они проследовали в глубину жилища. Помимо травяного духа, все сильнее пахло чем-то горько-паленым. Шаман лежал на полу в центре просторной комнаты. Рядом теплился огонь, разведенный в специальном напольном устройстве – к потолку ровной струйкой курился едкий сизоватый дым. Тело шамана покрывала периодически оживающая от активных шевелений гора разнокалиберных пестрых шкур, заботливо возложенных на него четырнадцатью женскими руками. По периметру комнаты сдержанно стенали семь его разновозрастных жен. Шкуры были немедленно отброшены в сторону, мокрая от пота рубаха задрана вверх, и Ерасыл-Батыр предстал перед начинающим доктором в полном естестве худого жилистого тела, отмеченного на животе неаккуратным шрамом и поблекшей от времени, исказившейся на стыках шрама татуировкой магического значения. При виде оголенного мужнина тела женщины, в страхе расстаться с его телесной оболочкой, произвели затяжной хоровой «о-ох» и, повысив общую ноту, заныли громче прежнего. Шаман, превозмогая боль, коротко цыкнул на них – они мгновенно притихли и гуськом ретировались из комнаты.
Оголенный страдалец внезапно обмяк, вытянувшись на подстилке в полном бессилии, поле жал так с минуту и, подчиняясь новому приступу, закатив глаза, продолжил корчиться в ознобе, тыкая правой рукой куда-то в паховую область, не умея объяснить происхождения боли. Приступы то стихали, то накатывали с новой мощью. Савва осторожно прощупал все брюшные зоны, дошел до паховых областей и, под усилившийся скрежет шамановых зубов, кажется, понял, в чем дело. Налицо был классический, ничем не замутненный, описанный в учебниках по урологии случай почечной колики. Вставшие в мочеточниках камни периодически продолжали движение на выход, нестерпимо раздражая узкие протоки, отчего несчастный шаман готовился проститься с душой и вверить ее в пользование лишь ему одному ведомым силам.
Диагноз был установлен быстро и правильно – а это уже полдела. На помощь пришли спасительные ампулы платифилина, имеющиеся в стеклянном шкафчике здешней больнички, за которыми срочно был послан Базарбай. Платифилин расширил мочеточники, дав камням спокойно и навсегда покинуть истерзанные внутренности местного неформального лидера.
На второй после освобождения от камней день Ерасыл-Батыр, в дань уважения к спасшему его доктору, привел местных жителей, не исключая собственных жен, на прививки от кори и скарлатины.
Много лет спустя, вспоминая тот давнишний случай в Баршине, основательно поднаторевший в тайнах иммунной системы Савва Алексеевич пришел к полному пониманию странностей шамана, не желавшего пускать соплеменников на прививочную экзекуцию. Ерасыл-Батыр оказался прав в своих древних познаниях-наитиях. Делать прививки тамошним жителям было занятием по меньшей мере бесполезным, а то и вредным. Защитные функции организма в период эпидемии все равно не справились бы с задачей, ибо от прививки иммунитет резко ослабевает, и взрослый человек может переболеть корью до нескольких раз. Зато для детей корь отчасти даже полезна, эта болезнь, как и многие детские хвори, развивающая, после нее дети быстро набирают в росте и крепнут психически. Вот со скарлатиной будет посложнее, от нее и помереть недолго, но здесь уже вступают в силу тонкие медицинские изыски. Эх, если бы молодость знала!..
Первой его женой стала однокурсница по институту. Через три месяца после выпуска их курса состоялся вполне примитивный плотский брак. Тот самый брак, когда ни одна из двух молодых особей не озадачивается пресловутой духовной близостью. Браку предшествовала череда частых и бурных совокуплений. Оба являли собой в ту пору неказистых, плохонько одетых, почти нищих, но рьяно алчущих секса студентов. Сближение состоялось зимой четвертого курса. Активистка Тамара вызвалась помочь пришвартованному год назад к их группе второгоднику, которому вот-вот грозило лишение необходимой как воздух стипендии. Готовились у Саввы дома. Назавтра предстояла пересдача сразу трех экзаменов, с завидным упорством заваленных им в январскую сессию. 650 страниц акушерства, 450 страниц фармакологии и 200 страниц урологии в придачу – это вам не фунт изюму. Разместились на ковре его комнаты, где разложили учебники, пособия с наглядными схемами и увесистые конспекты.
Тамара, лежа на животе в окружении раскрытых книг и веером разложенных изображений мочеполовой системы в разрезе, горячо, со знанием дела, излагала учебный материал. Иногда сверяла устные знания с собственными записями, мимоходом в них заглядывая. Сидящий по-турецки рядом с ней Савва, казалось, впал в нирвану. В действительности это был законный животный страх в канун переэкзаменовки. Мозги его цепенели и вязли в потоке информации, в голове образовалась сумбурная каша. Примерно на третьем часу занятий Тамара заметила его мандраж, отложила конспекты в сторону. Глянула на него непривычно мягким, протяжным взором. «Иди ко мне, – по- матерински ласково сказала она, – я тебя успокою». Его голова оказалась прижатой к ее мгновенно раскалившейся груди, их пальцы быстро и ловко подобрались к интимным принадлежностям друг друга, тела напряглись и загудели в преддверии немыслимо приятного, еще не изученного основательно (у обоих имелся скудный начальный опыт). Перебазировавшись с пола на диван и крепко прильнувши друг к другу в яростных ритмичных движениях, они не заметили, как студенческое приятельство переплавилось в нечто большее. И тот и другой явились на редкость страстными, талантливыми самоучками, быстро освоившими технику сексуального ремесла.
На следующий день экзамены были сданы на твердые тройки. В нужный момент в аудитории всплыли все преподнесенные Томой уроки. Стипендия в размере 24 рублей вернулась в Саввин потертый карман.
С тех пор парочка в самых неожиданных для себя местах нередко повторяла удовольствие, оттачивая все новые грани плотских наслаждений. Учебные результаты отстающего студента резко пошли в гору, доказывая между делом непреложную ценность своевременного мужского становления.
Имелась одна незабываемая, связанная с Тамарой история, произошедшая все в том же Казахстане. На практику они всегда рвались вместе, но по прибытии бывали разбросаны по различным областям. Тамару в тот год направили в поселок Алексеевка Целиноградской области. И разделяла любовников, как пелось в песне 60-х, дорога длинная, земля целинная. А навестить Тамару страсть как хотелось. Кровь вскипала в Саввиных жилах всякий раз в преддверии ночей, когда образовывалось недолгое свободное от работы время. Он лежал, закинув руки за голову, на скрипучей, провисшей почти до пола койке и воображал, как многократно сливается с Томой в самых неправдоподобных, экзотических хитросплетениях, на фантазии о которых способна лишь бесстыдная медицинско-студенческая молодость. От почти ощутимых видений его тело обдавало волнами липкого влажного жара, а в нижних отделах живота происходила мощная огненная атака, ежесекундно готовая разрешиться великим взрывом всех времен и народов.
И тут случилась оказия. В субботнее утро предпоследней августовской недели под окнами больницы загрохотал мощный мотор самосвала. В больницу привез заказанные еще месяц назад медикаменты шумный, горластый парень Джанибек, и
