Как по волшебству, вмиг в его руке оказывается платок. Эмили берет платок — он мягкий, большой и белый, полотно источает теплый аромат одеколона с коричной палочкой. «Трамперс», — машинально думает она, ее отец пользуется таким же. Эмили погружает лицо в уют просторных складок. Рука касается ее плеча, скользит вниз по спине, мягко гладит рыдающую Эмили.
Когда она слегка успокаивается, он мягко спрашивает:
— Что случилось?
Она разрывается между порывом тотчас рассказать ему все и стремлением не выказать свою глупость, чрезмерную доверчивость, свой стыд, свое женское легковерие.
— Так, ничего… Легкое разочарование и только.
— Но вы так расстроены. Вам необходимо оставить на сегодня работу. — Лицо его проясняется. — Я знаю, что делать, мы с вами пойдем в синематограф. Вы бывали уже в синематографе?
Она отрицательно качает головой.
— Ну вот! — восклицает он. — Уверен, только мы с вами во всем Лондоне еще там не побывали. Я совершенно замучил вас своими делами.
Эмили утирает глаза, силится улыбнуться:
— Это
— Как бы то ни было, спасение в наших руках.
Эмили пытается вернуть ему носовой платок.
— Оставьте его себе!
Он ведет ее к дверям, его рука по-прежнему бережно обнимает ее за плечи. Эмили обнаруживает, что забыла, как может быть приятно, если кто-то так нежно о тебе заботится.
Глава пятьдесят седьмая
«Резкий» — первые вкусовые ощущения, указывающие на наличие горьких на вкус составляющих.
Тахомен притаился, засев среди деревьев. Полосы влажной земли на его груди и плечах в точности повторяли рисунок света и тени, выплескиваемый вниз с крон деревьев, делая Тахомена почти невидимым. Пальцы слегка сжимали рукоять топора. Голова была измазана грязью, чтобы солнечный луч на металле украшений не выдал его. Топорище наполовину срезано ножом, и теперь топором можно было не только рубить дерево, его стало легко кидать.
Он ждал уже три часа неподалеку от того места, где леопард напал на массу Крэннаха. Может, леопард испугался, и его уже тут нет, хотя Тахомен так не думал. Насекомые садились ему на кожу; грязь на руках, засыхая, коробилась и зудела.
Отвлекшись на мгновение, Тахомен поднял взгляд. В двадцати футах впереди тень между деревьев бело-розово вспыхнула, — леопард зевнул, выставляя острые зубы.
Тахомен усилием воли заставил себя не обомлеть от страха, хотя пальцы непроизвольно сжали рукоять топора. Он мог поклясться, что не издал ни звука, но леопард все-таки вскинул голову и повел ноздрями.
Он был слишком далеко, бросать топор было рискованно. Бесконечные мгновения выжидали оба.
Но вот леопард поднялся, осторожно двинулся, пробиваясь сквозь ветви и молодую поросль. Его шкура в зеленом свете леса отливала огненным янтарем. Тахомен удержался, чтобы не шевельнуться. Теперь между ним и леопардом было не более десяти футов. Еще пара футов, и он метнет топор.
Леопард негромко мяукнул. Откуда-то из-за его спины выкатились двое щенков, каждый не больше зайца. Едва подбежали к матери, один тотчас поднырнул ей под брюхо и стал сосать; другой, посмелее, скакнул за пролетающей голубой бабочкой, хватая ее увесистой лапой.
Так вот почему этот леопард набросился на массу Крэннаха. Тахомен еще тогда заподозрил такое, а тут убедился окончательно. Мать защищала своих детенышей, не мстила за самца.
Теперь леопард перевалился на бок, шугнув щенка, которому хотелось сосать. Тогда тот принялся следить за братом, копируя его движения, и, разинув пасть, стал прыгать за бабочкой. Щелчок попал в цель: явно обескураженно щенок застыл с бабочкой в зубах. На миг мелькнул ярко-голубой язык, пасть распахнулась, и бабочка, вихляя, точно пьяная, улетела прочь.
Тахомен обнаружил, что думает о Кику, об их малышах, умерших в младенчестве. Интересно, где в лесу нашли приют их духи.
Мать издала очередное урчанье, и группа леопардов двинулась в глубь леса. Они прошли в нескольких футах от Тахомена, мать по-прежнему была слишком поглощена своими детенышами и его не заметила.
Если метать, сказал он себе, только сейчас.
Когда звери ушли, Тахомен поднялся во весь рост. Ноги и руки у него затекли от долгого сидения на корточках. Вот и еще один знак, отметил он про себя с горечью, что он уже не так молод, как прежде. Возможно, это был его последний шанс убить леопарда.
Возвращаясь назад в деревню, он снял с шеи ожерелье, на котором были подвешены яйца и глаза массы Крэннаха, и забросил его далеко в чащу. Теперь ему уже ни к чему было их
Подходя к деревне, Тахомен услышал странные звуки. Похоже, они доносились из самой гущи терновника. Рукоятью топора Тахомен осторожно раздвинул кусты и заглянул внутрь.
Масса Уоллис лежал прямо в гуще переплетенных колючих зарослей. Его одежда была грязна и изорвана, в спутанных волосах застряла сорная трава, и Тахомену показалось, будто он воет.
Тахомен пробился сквозь заросли и вытащил массу Уоллиса наружу. Но было ясно, что дело куда серьезней, чем простое невезение провалиться в колючки. Масса Уоллис смотрел невидящими глазами, стонал и бормотал что-то бессвязное.
Засунув за пояс топор, Тахомен подхватил белого человека под руки и помог ему дотащиться до деревни.
Глава пятьдесят восьмая
«Нежный» — при первом глотке характеризуется едва уловимым, приятно ласкающим ощущением чуть дальше кончика языка.
Артур встречается с Сэмюэлем Пинкером в своем клубе. Они обсуждают некоторые интересующие обоих вопросы. Возникновение Независимой Рабочей партии и что это может означать для двух традиционно существующих. Далее — война в Южной Африке и что в последнее время преобладает в заголовках газет: какое воздействие может оказать это событие на империю?
Все чаще и чаще Линкер задумывается над мировыми проблемами. Производители мыла «Санлайт» братья Левер доказали, что можно продавать произведенный в Британии продукт за границу. Более того, их продукт даже
