Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих

обнаружится, что некоторые виды поведения вписываются в общий порядок вещей и являются правильными. Однако Дершовитц указывает, что в природе процветают насилие и хищничество, при которых выживает сильнейший. Вывести из законов природы концепцию достоинства отдельно взятого человека невозможно.

Согласно еще одной теории, права человека созданы нами, людьми, пишущими законы. Многие утверждают, что установить права человека – в интересах сообщества, поскольку от уважительного отношения к достоинству личности в итоге выигрывает все сообщество. А если большинство решает, что соблюдение прав человека не в его интересах? Если права человека введены большинством, значит, большинство с таким же успехом может и отменить их, перестав усматривать в них необходимость. Ссылаясь на Рональда Дворкина, Дершовитц называет этот третий взгляд на права человека несостоятельным:

Невозможно утверждать, что наличие у людей этих прав в итоге полезно всему сообществу… потому что когда мы говорим, что кто-то имеет право свободно высказывать свое мнение, мы подразумеваем, что этим правом он наделен даже в том случае, если оно не приносит пользу обществу в целом.

Если права человека учреждены большинством, для чего они нужны? Их ценность заключается в том, что на этом основании можно настаивать, чтобы большинство чтило права меньшинства и отдельных лиц, несмотря на представления о «большем благе». Права нельзя просто учредить – они должны бытьреализованы,иначе они не имеют ценности. Как заключает

Дворкин, если мы хотим защищать права личности, мы должны попытаться найти что- нибудьпомимо практической выгоды,говорящей в пользу этих прав¹⁰.

Что бы это могло быть? Ни Дворкин, ни Дершовитц не дают ответа. Дворкин в итоге обращается к одной из форм мажоритарной системы. В труде «Суверенитет жизни: спор по поводу абортов, эвтаназии и свободы личности» (1995) он пишет:

Жизнь единственного человека как организма пользуется уважением И защитой… потому что нас изумляют… процессы, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Сила сакрального заключается в ценности, которую мы придаем процессу, предприятию или проекту, а не его результатам, рассматриваемым независимо от способа, которым они были достигнуты¹¹.

Преподаватель права Майкл Дж. Перри отвечает на это так:

Нерелигиозным источником нормативности по Дворкину является большая ценность, которую «мы» придаем каждому человеческому существу как венцу творения; это «наше» изумление перед процессами, в ходе которых из старой жизни возникает новая… Но кого Дворкин подразумевает, говоря «мы» и «наш»? Неужели нацисты на самом деле ценили евреев? Очевидная проблема светского аргумента Дворкина… [в пользу прав] заключается в том, что он предполагает между представителями человечества наличие консенсуса, который не существует и никогда не существовал¹².

Большое значение имеет новая книга Перри «К теории прав человека». Перри делает вывод, что несмотря на явное «наличие религиозных оснований для морали человеческих прав… далеко не ясно, есть ли у человеческих прав нерелигиозные¹³,светскиеоснования»¹⁴. Перри излагает известное утверждение Ницше, согласно которому, если Бог мертв, любая мораль любви и прав человека беспочвенна. Если Бога нет, заявляют Ницше, Сартр и другие, значит, не может быть веских причин проявлять доброту, любить, стремиться к миру. Перри цитирует Филиппу Фут, которая говорит, что секулярные мыслители восприняли идею об отсутствии Бога и смысла в жизни человека, но «в действительности не присоединились к битве Ницше за мораль. В общем и целом мы как ни в чем не бывало продолжали принимать нравственные суждения как должное»¹⁵. Почему мы продолжаем так поступать?

Внушительное «Это кто сказал?»

Этот довод изложен в классическом эссе покойного профессора права из Иеля Артура Леффа. Большинству людей кажется, что права человека не созданы, а обретены нами, что они существуют и что большинство должно относиться к ним с уважением, независимо от того, нравятся ему эти права или нет. Однако Лефф пишет:

Когда же станет недопустимо обращаться к официальному И интеллектуальному аналогу возгласа, который в барах и аудиториях известен под названием внушительного «Это кто сказал?» В отсутствие Бога… каждая… этическая и юридическая система… будет выделяться ответом на ключевой вопрос: кому из нас… следует позволить провозглашать «закон», которому надлежит подчиняться? Сформулированный настолько неудачно вопрос вызывает такое интеллектуальное беспокойство, что неудивительно существенное количество мыслителей в сфере юриспруденции И этики, даже не пытающихся подступиться к нему… Бог либо есть, либо Его нет, и если все-таки нет, ничто другое и никто другой не может занять Его место…¹⁶.

Если Бога нет, не существует ровным счетом никаких причин называть один поступок «нравственным», а другой «безнравственным»: можно сказать только «это мне нравится». Если так, кто получает право облекать в форму закона свои субъективные, произвольные нравственные чувства? Можно сказать, что «право устанавливать законы принадлежит большинству», но означает ли это, что большинство имеет право проголосовать за уничтожение меньшинства? Если вы скажете: «Нет, это неверно», – значит, вернетесь к тому же, с чего начали. «Это кто сказал», что у большинства есть моральный долг не убивать меньшинство? Почему это ваши нравственные убеждения должны быть обязательными для ваших противников? С какой стати ваши взгляды должны превалировать над волей большинства? По сути дела, говорит Лефф, если Бога нет, тогда все нравственные заявления произвольны, все нравственные ценности субъективны и относятся к внутренним, и вдобавок не может быть внешних нравственных стандартов для оценки чувств и ценностей конкретного человека. Лефф завершает свое интеллектуальное эссе самым шокирующим образом:

В настоящее время правым оказывается тот, кто успел первым. Тем не менее, начинять детей напалмом плохо. Морить бедных голодом недопустимо. Покупать и продавать себе подобных – значит, поддаваться скверне… Существует такая штука, как зло. А теперь все хором: это кто сказал? Да поможет нам Бог.

Разумеется, Ницше понимал это. «Заморгав, массы скажут: «Все мы одинаковы, человек не что иное, как человек, перед Богом мы все равны». Перед Богом! Но теперь этот Бог мертв»¹⁷. Мыслитель и атеист Раймонд Гайта скрепя сердце пишет:

Только религиозный человек способен серьезно говорить о сакральном… Мы можем твердить, что людей невозможно оценить, что все они самоценны, имеют право на безоговорочное уважение, обладают неотъемлемыми правами И, конечно, таким же достоинством. На мой взгляд, все это способы заявить о том, что когда нас отчуждают от основных источников [то есть Бога], мы ощущаем потребность сообщить об этом… Ни одно из [этих заявлений о человеке] не обладает силой религиозных высказываний… мы священны, потому что Бог любит нас, своих детей¹⁸.