Разум за Бога: Почему среди умных так много верующих

муки и страх за мир, из которого, казалось бы, почти полностью изгнано все это, чуть не подорвали окончательно мой дух…Homo sapiens,как он предпочел называться, исчерпал себя».Г. Дж. Уэллс, «Разум на краю своей натянутойузды»(1946)

Вывода о том, что в этом мире происходит нечто в корне неправильное, трудно избежать. Согласно христианскому учению, наша самая серьезная проблема – грех. Однако само понятие греха многим кажется оскорбительным и смехотворным. Зачастую это происходит потому, что мы не понимаем, что именно подразумевают под ним христиане.

Грех и надежда человека

У многих складывается впечатление, что в христианском учении о грехе отражены безрадостные и пессимистичные представления о человеческой натуре. Однако это впечатление бесконечно далеко от истины. Когда я был еще совсем молодым священником, ко мне обратился мужчина, которого только что бросила жена. Он злился на нее за этот поступок, мучался угрызениями совести, считая, что сам вынудил ее уйти своими недостатками, и был подавлен из-за ситуации в целом. Я сказал, что больше всего ему в этот момент нужна надежда. Он сразу согласился и спросил, как ее обрести. Как можно мягче я объяснил, в чем заключается хорошая новость: мой собеседник был грешником. Поэтому его нельзя считать просто беспомощной жертвой психологических порывов или общественного уклада. Спустя много лет мне попался один отрывок в проповеди Барбары Браун Тейлор, которая выразила то же, что и я в тот день, но гораздо красноречивее:

Ни язык медицины, ни язык права не являются адекватной заменой для языка [греха]. Вопреки представлениям медиков, мы не брошены на милость наших недугов. Выход – приступить к процессу покаяния. Вопреки представлениям юристов, сущность греха заключается не в нарушении законов, а в пострадавших отношениях с

Богом, друг с другом, со всем существующим порядком. «Все грехи – попытки заполнить пустоту», – писала Симона Вейль. Нам невыносимо осознавать, что внутри у нас – пустота в форме Бога, и мы пытаемся набить ее чем угодно, забыв, что это под силу только Богу¹.

Эндрю Дельбанко – преподаватель гуманитарных наук в Колумбийском университете. Несколько лет назад он проводил исследования в Ассоциации анонимных алкоголиков и посещал ее собрания по всей стране. Однажды субботним утром в помещении нью-йоркской церкви он слушал «тщательно одетого молодого человека», который рассказывал о своих проблемах. По словам собеседника, его было абсолютно не в чем упрекнуть. Все свои ошибки он приписывал несправедливости и предательству со стороны окружающих. Он говорил о том, что собирается отомстить всем обидчикам. «Каждый его жест создавал впечатление скорби и уязвленного самолюбия», – писал Дельбанко. Было ясно, что молодой человек попал в ловушку своей потребности оправдаться и, не сознавая этого, рисковал осложнить свое положение. Пока он говорил, чернокожий лет сорока, с дредами и в темной одежде, наклонился к Дельбанко и признался: «И со мной раньше так было, пока не снизилась самооценка». Позднее Дельбанко писал в своей книге «Истинная американская мечта: медитация на надежде»:

Замечание оказалось не просто удачным. В этот момент я по-новому понял религию, о которой, по собственному утверждению, кое-что знал. Пока выступающий забрасывал нас фразами вроде «распоряжаться собственной жизнью» и «по-настоящему поверить в себя», мой сосед нашел утешение в давнем кальвинистском учении о том, что гордыня – враг надежды. Шуткой насчет самооценки он объяснил, какой урок усвоил: никто не может спастись посредством собственных усилий. По мнению этого человека, оратор по-прежнему был пропащим – он запутался в самом себе и не подозревал об этом².

Говоря о «сниженной самооценке», человек с дредами не имел в виду, что выступающий должен возненавидеть себя. Он хотел сказать, что этот тщательно одетый молодой человек «запутался в самом себе» и останется в таком состоянии, пока не признает, что он – порочное существо, грешник. Либо он никогда не освободится, не сможет увидеть собственные изъяны в истинном свете и простить обидчиков, либо смиренно попросит прощения у других и получит его. Правильно понятое христианское учение о грехе может стать неиссякающим источником надежды для человека. Но что это за учение?

Значение греха

В 1849 году известный датский философ Серен Кьеркегор написал небольшую, но увлекательную книгу «Болезнь к смерти». В ней он дал определение понятию «грех» таким образом, чтобы его библейские истоки стали понятны современному человеку. «Грех – когда, пребывая перед Богом в отчаянии, человек не желает быть собою… Вера – это желание быть собой, явно связанное с Богом»³. Грех – объясняющийся отчаянием отказ найти свою глубочайшую идентичность в отношениях с Богом и служении Ему. Грех – стремление стать собой, обрести идентичность, обособленную от Бога.

Согласно Библии, грех – не просто совершение плохих поступков, но и превращение хороших в самоцель

Что это означает? Каждый человек тем или иным способом обретает свою идентичность, свое ощущение индивидуальности и ценности. Кьеркегор утверждает, что люди сотворены не только способными в целом верить в Бога, но и любить Его, как никого другого, ставить превыше всего в своей жизни, связывать с Ним свою идентичность. Все прочее – грех. Для большинства людей грех – это прежде всего «нарушение божественных заповедей», но Кьеркегору известно, что самая первая из десяти заповедей гласит: «Да не будет у тебя других богов». Следовательно, согласно Библии, грех – не просто совершение плохих поступков, но и превращение хороших в самоцель. Это стремление обрести себя, при котором центральное место для значимости, цели и счастья человека занимает что угодно, только не его отношения с Богом.

В фильме «Рокки» подруга главного героя спрашивает, почему ему так важно «продержаться до конца» в боксерском матче. «Тогда я пойму, что хоть на что-нибудь гожусь», – отвечает он. В фильме «Огненные колесницы» один из главных героев объясняет, почему на Олимпийских играх он полностью выкладывается во время рывка на ста метрах. Он отвечает, что с началом каждой гонки у него «есть всего десять секунд, чтобы оправдать свое существование». Оба они воспринимают спортивные достижения как то, что придает смысл их жизни.

Эрнест Беккер был удостоен Пулитцеровской премии за книгу «Отрицание смерти». Он начинает ее с замечания о том, что потребность ребенка в самоуважении «являетсяобязательнымусловием его жизни» – в такой мере, что каждый человек в отчаянии стремится к тому, что Беккер называет «космической значимостью». Он сразу же предупреждает читателей, что к этому термину не следует относиться с улыбкой⁴. Наша потребность чувствовать себя значительными настолько сильна, что мы «боготворим» то, на чем строим свою идентичность и ценность. Мы обращаемся к нему со всей страстью, преданностью и преклонением, даже если считаем себя совершенно нерелигиозными людьми. В качестве примера Беккер приводит романтическую любовь: