выступил вперёд и ударил ладонями по рукам Трясучки, глядя ему прямо в лицо. — Если мы возьмём Муркатто.
— Она вам нужна живой или мёртвой?
— К моему сожалению, лично я предпочту мёртвой.
— Отлично, я тоже. Последнее, чтоб мне хотелось — долгие счёты со съехавшей тварью. Она не забудет.
Верный кивнул. — Походу так. Кажется у нас с тобой дела пойдут. Сволле?
— Генерал? — Подошёл мужик со здоровенной бородищей.
— Возьми шесть десятков всадников, пригодных к выезду и шустрых, с самыми быстрыми…
— Может лучше немного подсократить? — заметил Трясучка.
— Да ну? И с какого это меньше народа будет лучше?
— Судя по её словам, здесь у неё до сих пор остались друзья. — Трясучка неспешно обвёл глазом суровые лица в палатке. — Судя по её словам, целая куча народу в этом лагере не сказала бы нет, приди она обратно к власти. Судя по её словам, при ней они побеждали и гордились победами, а при тебе они рыщут кругами и ведут разведку, пока всё вкусное хапают люди Орсо. — Глаза Верного метнулись вбок, потом вернулись на место. Трясучке хватило понять — он затронул больную тему. На свете нету настолько уверенного в себе вождя, чтоб хоть отчасти не встревожился. Уж всяко не вождя людей, подобных этим. — Лучше взять поменьше народу, но тех, в ком ты не сомневаешься. Одно дело в спину пырнуть Муркатто, она сполна получит своё. Словить же в спину от одного из этих, совсем не хочется.
— Сказано — пятеро, и четверо из них — бабы? — усмехнулся Сволле. — Хватит и дюжины.
Верный не сводил с Трясучки глаз. — Всё равно. Возьми шесть десятков, как я сказал, на всякий случай, вдруг на гулянке окажется больше баб, чем мы ждём. Стыдобища подкатывать с пустыми руками.
— Сир. — И Сволле выбрался за полог палатки.
Трясучка пожал плечами. — Делай как знаешь.
— А то, так и будет. Можешь на это рассчитывать. — Верный повернулся к своим угрюмым капитанам. — Кто-нибудь из вас, подонков, хочет поехать на охоту?
Сезария покачал большой головой, тряся длинной шевелюрой. — Это твой мусор, Верный. Можешь сам помахать метлой.
— Я сегодня уже нафуражировался. — Эндике уже протискивался сквозь тент, кое-кто спешил за ним бормочущей стайкой — иные с подозрительным видом, иные с беззаботным, а иные с пьяным.
— Мне тоже пора уходить, генерал Карпи. — Говорящий выделялся среди всех этих матёрых, заскорузлых, грязных мужиков только тем, что сам-по себе не выделялся ничем. Курчавая голова, Трясучка не заметил ни оружия, ни шрамов, ни ухмылки, ни какого-то бойцовского грозного вида. Но Верный всё же подхихикнул ему, будто его обязывало уважительное отношение.
— Мастер Сульфур! — Обхватывая его руку двумя своми лапищами и почтительно пожимая. — Благодарю, что заглянули к нам. Вам здесь всегда рады.
— О, меня любят, где бы я ни был. Легко договариваться с человеком, который приносит деньги.
— Скажите герцогу Орсо, и вашим людям в банке, что им нечего переживать за наш счёт. Всё будет сделано тщательно, как мы и обсуждали. Сразу как только я разберусь с этой мелкой проблемкой.
— Жизнь любит подкидывать проблемки, не так ли? — Сульфур просто пронзил Трясучку улыбкой. У него разноцветные глаза, один голубой, другой зелёный. — Значит, доброй охоты. — И он неторопливой походкой вышел в рассвет.
Тут же Верный повернулся к Трясучке. — Час езды, говоришь?
— Если ты в своём возрасте готов быстро ездить.
— Ха. А откуда ты знаешь, что она не хватится тебя и не улизнёт оттуда?
— Она спит. Спит под шелухой. Она с каждым днём курит эту херь всё больше. Скоро она никак не проснётся.
— Однако время терять не стоит. Та женщина умеет придумывать неприятные сюрпризы.
— Это точно. И она ждёт подмоги. Четыре десятка людей Рогонта, прибывают завтра после полудня. Они собираются проследовать за тобой и залечь в засаде, когда ты повернёшь на юг.
— Что может быть лучше сюрприза наоборот, а? — Верный усмехнулся. — И ты поскачешь впереди.
— За десятую долю выручки я поскачу впереди в дамском седле.
— Хватит и просто впереди. Рядом со мной, так что сможешь показывать путь. Мы, люди чести, должны держаться вместе.
— Так и сделаем, — ответил Трясучка. — Будь уверен.
— Добро. — Верный хлопнул здоровенными ладонями и потёр их друг о друга. — Поссать, а потом пойду одену доспехи.
Король ядов
— Шеф? — донёсся тонкий голос Дэй. — Вы проснулись?
Морвеер выдохнул прерванный зевок. — Блаженная дремота и впрямь оторвала меня от своей мягкой груди… обратно в холодные объятья безразличного мира.
— Что?
Он горько отмахнулся. — Ничего. Я сею семена слов… на безжизненную почву.
— Вы просили разбудить вас на рассвете.
— Рассвет? О, неласковая дева! — Он откинул единственное тонкое одеяло и выбрался из колючей соломы, воистину скромного лежбища для мужа его несравненных талантов, потянул ноющую спину и слез по лестнице на пол сарая. Он был вынужден признать, что давно уже слишком преуспел в годах, не говоря уж о том, что слишком утончил свой вкус, чтобы находиться на чердаках.
Дэй за время ночного бдения собрала аппарат и теперь, как только первый малокровный проблеск рассвета без мыла пролез в узкие оконца, зажгла горелки. Реагенты радостно булькали, пар беззаботно конденсировался, вытяжки весело капали в пробирки-сборники. Морвеер прохаживался вокруг импровизированного верстака, пристукивая по нему костяшками, когда оказывался рядом, от чего стеклянная утварь звенела и цокала. Всё происходило своим чередом. В конце концов Дэй выучилась своему ремеслу у мастера, наверное величайшего отравителя на всём Земном Круге, кто бы возразил? Но даже вид на совесть выполненной работы не утешил плаксивое настроение Морвеера.
Он сдул щёки и предался тяжкому вздоху. — Ни один меня не понимает. Я обречён на непонимание.
— Вы сложная личность, — произнесла Дэй.
— Именно! Именно так! Ты заметила! — Наверное она одна разглядела под его суровой и властной внешней натурой глубокие как горные озёра запасы чувств.
— Я заварила чай. — Она протягивала ему помятую железную кружку над которой вился пар. Его желудок неприятно хрустнул.
— Нет. Само собой, благодарю тебя за заботливое внимание, но нет. Неладно этим утром у меня с пищевареньем, ужасно неладно.
— Вы нервничаете из-за нашей гуркской гостьи?
— Целиком и полностью нет, — солгал он, подавляя дрожь от одного воспоминанья о тех полночных глазах. — Моё несваренье есть итог усугубившихся различий во мнениях с нашим работодателем, широко известным Мясником Каприла, вечно недовольной Муркатто! Я просто-напросто не вижу подхода к этой женщине! Какую бы сердечность я не проявлял, какими бы чистыми не были мои устремления, она всё выворачивает наизнанку!
— Да уж, какая-то она колючая.
— На мой взгляд она переходит границу колючей и вступает на территорию… острой, — нескладно
