— Что ты хотел, чтобы о тебе стало понятно, ты, глист надутый? Ты прозрачней бумажной салфетки! — А это рассекло его глубже всего — неблагодарность, после всего того, что он ей дал! Свои знания, свои деньги, свою… отеческую опеку!
— Маленький мальчик в теле убийцы! Задира и трус в одном лице. Кастор Морвеер, величайший на свете отравитель? Скорее величайший на свете нытик, ты…
Он бросился вперёд с изумительным проворством, проносясь мимо, уколол скальпелем её лодыжку, подкатился под стол и выпрыгнул с другой стороны, усмехаясь ей сквозь запутанную сложность аппарата, дрожащее пламя горелок, искажённые формы изогнутых трубок и ярко блестящие грани стекла и металла.
— Ха-ха! — Вскричал он, абсолютно живой и совершенно не умирающий. — Ты? Отравить меня? Великий Кастор Морвеер скончался от рук ассистентки? Думаю, нет! — Она уставилась на кровоточащую ногу, затем подняла расширившиеся глаза на него. — Нет никакого Короля Ядов, дура! — прокаркал он. — Процесс получения жидкости, что на вкус, запах и цвет как вода? Он и делает воду! Совершенно безвредную! В отличие от смеси, которой я только что тебя поранил. Её-то хватит завалить дюжину лошадей!
Он просунул руку под рубашку, ловкие пальцы безошибочно выбрали нужный сосуд и вытащили его на свет. Внутри переливалась прозрачная жидкость. — Антидот. — Она сморщилась, увидев его, порываясь обогнуть стол с одной стороны, затем побежала с другой, но ноги не слушались её, и он с лёгкостью от неё ушёл. — Крайне недостойно, милая моя! Гоняться друг за другом вокруг аппарата, в сарае, посередине сельской Стирии! Ужасно недостойно!
— Прошу вас, — сипела она. — Пожалуйста, я… я не…
— Не позорь нас обоих! Ты уже показала свою истинную природу, ты… ты неблагодарная гарпия! Ты сбросила маску, вероломная кукушка!
— Я просто не захотела брать на себя всю вину! Муркатто сказала, рано или поздно вы переметнётесь к Орсо! И тогда захотите сдать меня козлом отпущения! Муркатто сказала…
— Муркатто? Ты послушалась Муркатто вместо меня? Ту дегенератку, подсевшую на шелуху, знаменитую кровопийцу бранного поля? О, хвала свету истины! Будь я проклят, за то, что доверял вам обеим! Видать ты права в том, что я будто маленький мальчик. Такая незамутнённая невинность! Такое незаслуженное милосердие! — Он резко бросил Дэй флакон. — Так пусть никто не скажет, — и он смотрел, как она заплетаясь, тянется к сосуду через солому, — что я менее, — и она вцепилась в него и выдрала пробку, — великодушен, сострадателен и милостив, чем любой другой отравитель, — и она досуха высосала содержимое, — на всём Земном Круге.
Дэй утёрла рот и судорожно выдохнула. — Нам надо… поговорить.
— Несомненно, поговорим. Только не долго. — Она моргнула, а затем по её лицу пробежал странный спазм. Именно так, как он знал заранее. Он шмыгнул носом, бросая скальпель на стол. — Лезвие не несло на себе яда, зато ты только что употребила целый флакон неразбавленных Барсовых Цветов.
Глаза закатились. Кожа порозовела. Она повалилась и начала дёргаться в соломе, во рту вспенилась мокрота.
Морвеер выступил вперёд, склонился над ней, оскалил зубы, тыча ей в грудь когтистым пальцем. — Убить меня захотела? Отравить меня? Кастора Морвеера? — Каблуки её туфель барабанили быстрый ритм по утоптанному земляному полу, раскидывая клочки соломы. — Я — единственный Король Ядов, ты… ты круглолицая дура! Её тряска превратилась в прерывистую дрожь, спина невозможно выгнулась. — Твоя самая настоящая наглость! Надменность! Оскорбление! Твоя, твоя, твоя… — Он сбившись с дыхания подыскивал нужное слово, а затем понял, что она мертва. Наступила долгая, тягучая тишина, пока её труп постепенно расслаблялся.
— Тьфу, бля! — гаркнул он. — Полное говно! — Скудное удовлетворенье от победы уже быстро таяло, как тёплым днём несвоевременный снегопад, уступая сокрушительному разочарованию, ранящему предательству и просто неудобству его нового, без-ассистентного, без-нанимательного состояния. Ибо последние слова Дэй не оставляли сомнений, что вина лежит на Муркатто. Что после всех его непризнанных, самоотверженных, тяжких трудов на её благо, она замыслила его смерть. Ну почему он не предвидел такого развития? Как можно было не ожидать его, после всех болезненных превратностей, что он претерпел за свою жизнь? Он просто-напросто чересчур мягок для этой суровой земли и беспощадной эпохи. Чересчур доверчив и чересчур привязан к товарищам из-за своей собственной доброты. Он видел мир в розовых тонах своего собственного благолепия, вечного проклятия ждать от людей лучшего.
— Тонкий как салфетка, я? Говно! Ты… говно! — Он мстительно пинал ногами Дэй, его ботинок снова и снова впечатывался в её тело, от чего она опять задрожала.
— Надутый? — Он почти взвизгнул. — Я? Да я же… сама, блядь… скромность. — Внезапно он осознал, что человеку его безграничной чувствительности не пристало пинать уже умерших, особенно ту, о которой он заботился почти как о дочери. Внезапно он почувствовал вскипание мелодраматичного раскаянья.
— Прости! Прости меня. — Он встал подле неё на колени, нежно откинул назад её волосы, дрожащими пальцами дотронулся до лица. Та цветущая невинность, больше никогда не улыбнётся. Никогда не заговорит. — Я так виноват, но… что 'но'? Я буду всегда тебя помнить, но… Ох… ургххх! — Едкий запах мочи. Труп опустошал сам себя, неизменный побочный эффект сверхдозы Барсовых Цветов, наступление которого человек с его опытом обязан был предвидеть. Лужа уже разлилась сквозь солому и промочила колени его брюк. Он вскочил, морщась от отвращения.
— Говно! Говно! — он схватил флакон и в ярости швырнул его об стену. Разлетелись осколки стекла. — Задира и трус в одном лице? — Он отвесил телу Дэй ещё один пинок, ушиб пальцы на ноге и быстрым шагом заковылял туда-сюда по сараю.
— Муркатто! — Та злобная ведьма склонила к измене его ученицу. Лучшую и любимую из выпестованных подмастерьев, с тех пор как Аловео Крэй был им отравлен на упреждение, тогда, в Остенгорме. Он понимал, что должен был убить Муркатто ещё в своём в саду, но масштаб, важность и кажущаяся невыполнимость работы, которую она ему предложила, заманили его тщеславие. — Будь проклята моя гордость! Единственная брешь в моём характере!
Но о мести не могло быть и речи. — Нет. — Ничто столь грубое и нецивилизованное не в морвееровских привычках. Он же не дикарь, не животное, подобно Талинской Змее и её племени, но утончённый и культурный джентльмен высоких нравственных норм. Он совершенно без средств, сейчас, после всей его тяжкой службы верой и правдой, поэтому ему потребуется заключить подходящий договор. Подходящий работодатель и упорядоченный, ясно мотивированный набор убийств, оканчивающийся 'достойным, честным доходом'.
А кто заплатит ему за убийство Мясника Карила и её варварских дружков? Ответ очевидно зарыт не глубоко.
Он обратился к окну и испробовал свой самый льстивый поклон с полным оборотом пальцев в конце. — Великий герцог Орсо, выдаю… щаяся честь. — Он выпрямился, нахмурившись. С вершины длинного подъёма, силуэтами на фоне серой зари, скакали несколько дюжен всадников.
— За славу, честь и, превыше всего, щедрую оплату! — Рассыпался хохот, когда Верный вытащил меч и воздел его к небу. — Поехали! — И широкая линия конников пришла в движение, вольно сохраняя строй, когда протрусив сквозь пшеницу въехали на выгон, перейдя на рысь.
Трясучка скакал вместе с ними. Раз Верный был справа от него, особо выбирать не пришлось. Отстать показалось бы дурным тоном. Здорово бы почувствовать в руке секиру, но сильно надеяться на нечто, часто приводит к противоположному. К тому же, когда они решили пуститься лёгким галопом, держаться обеими руками за поводья казалось в некотором роде здравой мыслью.
Оставалось лишь около сотни шагов, а всё по прежнему выглядело мирно. Трясучка угрюмо рассматривал дом, низкую ограду, сарай. Собираясь. Изготавливаясь. Всё это теперь казалось дурным замыслом. Оно казалось дурным замыслом ещё в то время, но то, что приходится его выполнять кажется гораздо худшим. Под копыта его коня набежала твёрдая почва, седло отдавалось в его стёртой заднице, ветром щипало суженный глаз, щекотало свежие шрамы на другой стороне лица — без бинтов ужасно замёрзшей. Справа скакал Верный, высоко сидя в седле, позади него развевался плащ. Всё ещё с поднятым
