— Добро. — Шенкт вложил в его покрытую струпьями руку пять серебренников. — Это тебе. — Он сомкнул ладонь человека вокруг денег, затем накрыл её своей. — Никогда сюда не возвращайся. — Он придвинулся ближе, сжал крепче. — Ни за что.
Он скользнул через булыжную мостовую, перебрался через ограду перед домом. Сердце колотилось необычайно быстро, кожа головы зудела от пота. Он прокрался через заросший садик, старые ботинки находили промежутки тишины между ветками. К освещённым окнам. Неохотно, почти испуганно, заглянул внутрь. На потрёпанном красном коврике у небольшого очага располагались трое детей. Две девочки и мальчик, все с одинаковыми рыжими волосами. Они играли с большой ярко раскрашенной деревянной лошадкой на колёсах. На неё карабкались, на неё друг друга подсаживали, с неё друг друга спихивали, едва слышно повизгивая от восторга. Он завороженно присел на корточки, и смотрел на них.
Невинные. Несформировавшиеся. До краёв полны возможностей. Прежде чем начнут делать свой выбор, или кто-то сделает выбор за них. Прежде чем двери начнут захлопываться перед ними, и направят их по единственной оставшейся тропе. Прежде чем они склонят колени. Сейчас же, в этот краткий отрезок времени они могут стать всем.
— Так, так. И что тут у нас?
Она показалась над ним, сверху, припав к крыше невысокого сарая, склонив голову набок, полоска света из окна напротив чётко рассекала её лицо — ломаную линию шипастых рыжих волос, рыжую бровь, веснушчатую кожу, уголок хмурого рта. Из её руки, поблескивая, свисала цепь, на конце легонько покачивался острый металлический крест.
Шенкт вздохнул. — Кажется ты меня победила.
Она соскользнула со стены, приземлилась в грязь, ловко спружинив бёдрами. Загремела цепь. Она выпрямилась, высокая и гибкая, и шагнула навстречу, поднимая руку.
Он вдохнул, медленно, медленно.
Он видел каждую её черту: складки, веснушки, тончайшие волосинки над верхней губой, песчаные ресницы, ползущие вниз, пока она моргала.
Он мог слышать стук её сердца, тяжёлый как тараном в ворота.
Тумм… тумм… тумм….
Её ладонь скользнула ему за голову и они поцеловались. Он обвил её руками, крепко прижал к себе стройное тело, она запустила пальцы в его волосы, цепь задела его плечи, болтающаяся железка несильно стукунула по ноге сзади. Долгий, нежный, затяжной поцелуй от которого затрепетало тело — от губ до самых ног.
Она оторвалась. — Прошла уйма времени, Кэс.
— Знаю.
— Слишком много.
— Знаю.
Они кивнула в сторону окна. — Они по тебе скучали.
— Можно мне…
— Сам знаешь, что можно.
Она провела его за дверь, в узкий коридор, отомкнула с запястья цепь и швырнула её на крюк — закачался крестообразный нож. Старшая девочка выскочила из комнаты, остановилась и замерла, когда его увидела.
— Это я. — Он медленно, краешком двинулся к ней, перехватило голос. — Это я. — Остальные двое детей показались из комнаты, вытаращив глазёнки рядом с сестрой. Шенкт не страшился ни одного мужчины, но перед этими детьми он трусил. — У меня для вас что-то есть. — Он полез дрожащими пальцами в куртку.
— Кэс. — Он вынул вырезанную из дерева собаку, и малыш с его именем улыбаясь, взял её у него из руки. — Канди. — Он положил птицу в протянутые ковшиком ладони младшей из девочек, и она молча уставилась на неё. — Тебе, Ти, — и он протянул старшей кошку.
Она взяла её. — Никто меня больше так не зовёт.
— Прости, это было так давно. — Он дотронулся до волос девочки, и та вздрогнула, отступая. Он неуклюже одёрнул руку обратно. Во время движения почувствовал вес мясницкого серпа в куртке и распрямившись, шагнул назад. Трое неотрывно глядели на него, сжимая в ладошках деревянных зверей.
— А теперь в кровать, — сказала Шайло. — Завтра он всё ещё будет здесь. — Она не спускала с него глаз, жёстких контуров поперёк вечнушчатой переносицы. — Ведь правда, Кэс?
— Да.
Она взмахом пресекла недовольство малышей, указывая на лестницу. — В кровать. — Они двинулись гуськом, медленно, шаг за шагом. Мальчик зевал, младшая девочка свесила голову, другая жаловалась, что не устала. — Я приду и спою вам попозже. Если до этого вы будете лежать тихо, может быть ваш отец даже подпоёт. — Младшая из двух девчонок, улыбалась ему промеж перил с верха лестницы, пока Шайло не вытолкала его в гостиную и не закрыла дверь.
— Они так выросли, — прошептал он.
— Этим они и занимаются. Зачем ты здесь?
— Мне, что нельзя просто…
— Сам знаешь, что можно, и сам знаешь, что ты бы не стал. Зачем ты… — Она увидела рубин на его указательном пальце и помрачнела. — Это кольцо Муркатто.
— Она потеряла его в Пуранти. Я чуть не поймал её там.
— Поймал её? Зачем?
Он промедлил. — Она оказалась замешана… в мою месть.
— Ты всё со своей местью. Ни разу не думал, что позабыв о ней ты был бы счастливее?
— Камень мог бы стать счастливее, будь он птицей, и оторвись от земли, и улетев на свободу. Но камень — не птица. Ты работала на Муркатто?
— Да. И что?
— Где она?
— Ты здесь ради этого?
— Ради этого. — Он указал на потолок. — И этих. — Он посмотрел ей в глаза. — И тебя.
Она улыбнулась, мелкие чёрточки прорезали кожу в уколках глаз. Его застигло врасплох, насколько же он любит смотреть на эти чёрточки. — Кэс, Кэс. Для такого умника как ты, ты такой тупица. Ты всегда искал не те вещи не в тех местах. Муркатто в Осприи, с Рогонтом. Она воевала в сражении. И любой имеющий уши об этом знает.
— Я не слышал.
— Ты не слушал. Она связалась с Глистоползучим Герцогом. По моим прикидкам он посадит её на место Орсо, чтобы держать талинский народ при себе, когда потянется к короне.
— Стало быть она поедет за ним. Обратно в Талинс.
— Правильно.
— Стало быть я поеду за ними. Обратно в Талинс. — Шенкт нахмурился. — Я же мог оставаться там все эти недели, и просто ждать.
— Так и бывает, когда за чем-то гонишься. Лучше срабатывает, если ждать пока то, что ты хочешь само придёт в руки.
— Я думал, ты уж точно нашла себе другого мужика.
— Я и нашла парочку. Они не задержались. — Она подала ему руку. — Готов к пению?
— Всегда. — Он взял её за руку, и она потянула его из комнаты, через дверь и вверх по ступеням.
VII. Талинс
