щетины. Тут были трое на вид обеспокоенных старейшины Вестпорта. Союз, как и ожидалось, отсутствовал начисто, зато гуркская делегация охотно разлилась во всю ширь отведённого им пространства. Дюжина послов императора Уфман-уль-Дошта тяготилась золотом. Дюжина жрецов пророка Кхалюля в строгом белом.
Монза прошла сквозь них всех, будто их тут и не было, плечи назад, глаза прямо вперёд, с холодной усмешкой на устах, которую она всегда нацепляла, когда боялась больше всего. Лироцио и Патин, равнороскошные, приближались по противоположной дорожке. Соториус ожидал у кресла, что являлось золотым ключом и средоточием всего события, тяжело опираясь на посох. Старик клялся, что его предадут аду, прежде чем он сойдёт по наклонному подиуму.
Они взошли на круг помоста, собравшись под выжидательным взором нескольких тысяч пар глаз. Пятеро великих владык Стирии, кто был возрадован честью короновать Рогонта, одеты согласно символике, которую просёк бы даже гриб. Монза в жемчужно белом, с крестом Талинса из сверкающих осколоков чёрного хрусталя на груди. Котарда носила алые цвета Аффойи. Золотые раковины по кайме чёрной накидки Соториуса. Пурантийский мост на золочёном плаще Лироцио. Словно дурные актёры представляющие стирийские города в дешёвой нравоучительной пьесе, за исключением того, что та была баснословно дорогая. Даже Патин отбросил все претензии на скромность и сменил свою грубо-тканую крестьянскую одежду на зелёный шёлк, меха и искромётные украшения. Символом Никанте были шесть колец, но он должно быть нацепил все девять, одно с изумрудом размером в игральную кость Дружелюбного.
При близком рассмотрении ни один из них не выглядел особенно довольным своей ролью. Словно компания, которая будучи пьяной в усмерть согласилась утром прыгнуть в ледяное море, ну а теперь, когда настал рассвет отрезвления, притихла и задумалась.
— Ну, — прохрипела Монза, когда музыканты довели до конца свой отрывок и утихла последняя нота. — Вот мы и здесь.
— Это точно. — Соториус окинул слезливыми глазами шушукающуюся толпу. — Будем надеяться корона большая. На подходе самая здоровенная голова в Стирии.
Ушераздирающие фанфары грянули откуда то сзади. Котарда дёрнулась, оступилась, и упала бы, если б Монза инстинктивно не поймала её за руку. Двери самого дальнего конца зала открылись и вместе с хлынувшим трубным гласом послышалось странное пение, два голоса, тонких и чистых, воспаряли над публикой. Улыбаясь, в Дом Сената вошёл Рогонт, и гости разразились отлично слаженными овациями.
Ожидаемый король, весь в голубых цветах Осприи, излучал скромность, начиная сходить по ступеням. Всё это ради меня? Полноте, нельзя же так! При том, что он, естественно, собственноручно планировал каждую мелочь. Монза задумалась, и не в первый раз — а не обернётся ли Рогонт куда худшим королём, чем мог бы стать Орсо. Не менее жестоким, не более верным, но гораздо более тщеславным, и с каждым днём со всё меньшим чувством юмора. Двигаясь вниз, он пожимал избранные руки, клал благодатную ладонь на плечи одному-двум счастливчикам. Неземное пение сопровождало его путь сквозь толпу.
— Я слышу глас духов? — протянул Патин с убийственной насмешкой.
— Вы слышите мальчиков без яйчиков, — ответил Лироцио.
Четверо в осприйской форме отперли массивную дверь за помостом и прошли внутрь и вскоре после этого вышли, надрываясь под тяжестью инкрустированного сундука. Рогонт быстро прошёлся вдоль переднего ряда, выборочно пожав руки некоторым послам, оказав исключительное внимание делегации гурков и накалив шквал аплодисментов до высшей точки. Наконец он направил стопы ввысь, на помост, улыбаясь, как обладатель старшего расклада в карточной партии улыбается своим разорённым соперникам. Он простёр руки к ним пятерым. — Друзья мои, друзья мои! Наконец настал этот день!
— Да, — просто произнёс Соториус.
— Счастливый день! — пропел Лироцио.
— Долгожданный! — добавил Патин.
— Всё в порядке? — проявила учтивость Котарда.
— Моя благодарность всем вам. — Рогонт повернулся лицом к гостям, лёгким движением рук утихомирил их хлопанье, расправил плащ, опустился в кресло и подманил Монзу. — От вас нету поздравлений, ваша светлость?
— Всегда вам признательна. — Он наклонился ближе, урча себе под нос. — Ты не пришла ко мне этой ночью.
— Другие обязанности.
— В самом деле? — Рогонт вздёрнул брови., будто изумляясь, что что-то в принципе может быть важнее его траханья. — Полагаю на время главы государства посягают многие. Ладно. — Он с издёвкой отмахнулся.
Монза скрежетнула зубами. В этот миг она более чем желала на него помочиться.
Четыре прислужника опустили свою ношу за спинкой трона, один из них провернул ключ в замке и с показной торжественностью поднял крышку. Над толпой вознёсся вздох. Внутри на лиловом бархате лежала корона. Толстый золотой обруч обрамлён по всему кругу тёмными переливающимимся сапфирами. Из него вырастали пять дубовых листьев, а спереди самый большой шестой обвивал чудовищный, пышущий блеском алмаз, громадный, как куриное яйцо. Настолько большой, что у ней возникло странное желание заржать.
С выражением лица человека, приступающего к прочистке засорившегося сортира голыми руками, Лироцио потянулся в сундук и ухватился за один из золотых листьев. Пожатие плечами, мол, сдаюсь, и Патин сделал то же самое. За ними Соториус и Котарда. Монза сжала оставшийся в правом кулаке, в перчатке, торчащий мизинец смотрелся не лучше в ножнах из белого шёлка. Она зыркнула на лица по идее ей равных. Две натянутые улыбки, тень насмешки и явная озлобленность. Она гадала, насколько этих гордых князей, так привыкших быть хозяевами самим себе хватит в новом, менее приятном положении.
Судя по виду, ярмо уже начинало жать.
Все вместе они подняли корону и совершили пару вихляющих шагов вперёд, нескладно волоча друг друга за бесценную эмблему королевского величия. Соториусу пришлось неуклюже огибать сундук. Они добрались до кресла и промеж себя воздели корону над головою Рогонта. На мгновение они так и застыли, словно сговорились, вероятно гадая, нельзя ли всё-таки как-нибудь всего этого избежать. Всё исполинское пространство окутала зловещая тишина, каждый мужчина и каждая женщина затаили дыхание. Затем Соториус обречённо кивнул, и все впятером они опустили корону, аккуратно расположили её на рогонтовом челе и отступили на шаг.
Итак, судя по всему, Стирия стала единой нацией.
Её король медленно поднялся с кресла и широко раскинул руки, распахнув ладони, смотря строго вперёд, будто прямо сквозь древние стены Дома Сената увидел золотое будущее.
— Наши добрые стирийцы! — рявкнул он, голос зазвенел на камнях. — Наши покорные подданые! И наши друзья из зарубежа, те кому мы всегда рады! — В основном гуркские друзья, раз уж Пророк раскошелился на такой огромный алмаз для его короны… — Кровавые годы подошли к концу! — А точнее, скоро подойдут, когда Монза окровавит Орсо. — Великим городам нашей славной отчизны больше не бороться друг с другом! — Это ещё надо будет посмотреть. — Но встать бок о бок, навеки братьями, добровольно связанными узами дружбы, культуры, общего наследия! Маршируя в едином строю! — Во всей видимости в том направлении, куда заставит их маршировать Рогонт.
— Сейчас всё так, словно… Стирия пробудилась от кошмара. Кошмара, что длился девятнадцать лет. Многие среди нас, я уверен, едва ли помнят время без войн. — Монза нахмурилась, думая об отцовском плуге, переворачивающем чёрную землю.
— Но теперь… война окончена! И все мы выиграли! Любой из нас! — Наврядли стоило упоминать, что кто-то выиграл поболе остальных. — Теперь наступает время мира! Свободы! Исцеления! — Лироцио шумно прочистил горло и скривившись, потеребил вышитый ворот. — Время надеяться, прощать, объединяться! — И, само-собой, беспрекословно слушаться. Котарда таращилась на свои руки.
— Настало время выковать единую державу, всему миру на зависть! Пришло время… — Лироцио закашлялся, на его разрумяненном лице выступили капли пота. Рогонт свирепо покосился. — Пришло время
